— Госпожа сказала...
Он отправляется гулять один.
Близится семь часов, время обеда. Молодежь до сих пор не вернулась. Уже успели подать два первых блюда, и только тогда они появляются. Они входят с шумом, смехом, лица у них раскраснелись.
Жена и подруга особенно возбуждены, от них пахнет коньяком.
— А ты чем развлекался, мой дружочек? — спрашивает жена.
— Я гулял с детьми, — отвечает он.
— Разве Луизы не было дома?
— Была, но ей ведь не до того.
— Мне кажется, это вполне естественно, если муж тоже проявляет заботу о детях, — замечает подруга.
— Совершенно верно, — отвечает муж. — Вот потому-то я и отчитал Луизу за то, что дети ходят грязные и в лохмотьях.
— Так и знала, что дома меня встретит недовольство, — вздыхает жена. — Стоит немного развлечься — и вот, пожалуйста, уже упреки.
И вымученная слезинка показывается на ее покрасневших глазах.
Подруга и остальные дамы гневно глядят на мужа.
Готовится нападение, подруга уже точит свой язычок.
— Господа, вы читали сочинение Лютера о праве жен? — начинает подруга.
— Что за право? — спрашивает жена.
— Искать себе другого мужа, если теперешний ей не подходит.
Пауза.
— Это учение опасно для жен, — наконец произносит муж. — Потому что из него следует право мужа искать себе другую жену, если ему не подходит его собственная, а такое случается гораздо чаще.
— Я что-то не пойму тебя, — произносит жена.
— Дело не в Лютере и не во мне, — отвечает он. — Так же как дело не в муже, если он оказался плох для своей жены. Ведь, кто знает, может, он был бы хорош для другой женщины.
В мертвой тишине все поднимаются из-за стола. Муж удаляется наверх, в свою комнату. Жена с подругой располагаются в беседке.
— Какая наглость! — говорит подруга. — И ты, такая умная, тонко чувствующая женщина, согласна быть служанкой этого грубого эгоиста.
— Он никогда не понимал меня, — отвечает жена со вздохом.
Произнося эту убийственную фразу, она так упивается собой, что уже не слышит слов, которые муж часто повторял ей в ответ на это: «Неужели ты настолько глубока, мой друг, что, несмотря на свой ум, я не в силах понять тебя? Ты никогда не допускала мысли, что это ты не понимаешь меня, потому что слишком поверхностна?»
Но он сидит в комнате один.
Он мучается; он страдает так, будто ударил родную мать. Но ведь она ударила его первой; она прилюдно била его на протяжении многих лет, а он никогда не отвечал ей, вплоть до сегодняшнего вечера.
Эта грубая, бессердечная, циничная женщина, та, перед которой он преклонялся, которой он хотел отдать всю душу, все свои мысли и нежность, чувствовала его превосходство и потому глумилась над ним, унижала, валяла его в грязи, таскала за волосы и поносила. Так ли уж он преступен, если один-единственный раз ответил на ее прилюдные оскорбления? Да, он все же чувствовал себя преступником, словно убил лучшего друга.
