Часа через два ко мне пришли два военных корейца с врачом, который сделал мне уколы против столбняка. Я лежу с закрытыми глазами на своем ложе и вдруг слышу, шуршит упаковка перевязочных пакетов, и я вспомнил, что в карманах моих меховых брюк, которые одел в этот день, было рассовано их штук пять. Объясняя на пальцах, я попросил врача перевязать мне руку и повесить её на перевязь через шею, чтобы было можно хоть немного ею управлять. Как мне показалось, они меня не поняли, не поняли правильно мои жесты. Лица их были настороженно удивлены. Видимо, думали, что прошу их повесить себя. Пришлось быстрей повторить объяснение, а то ещё приведут в исполнение мою неправильно понятую просьбу. Я опять повторил, более подробно, всю процедуру жестами, как и что надо делать. И тут наконец они поняли меня правильно. Заулыбались и бросились охотно за дело. Обмотали целый бинт вокруг кисти, который сразу же пропитался кровью и набух. Второй бинт использовали на подвязку руки к шее. Теперь я двигать туловищем вместе с изуродованной рукой…
…Через некоторое время подъехала попутная машина, и мне предложили в неё перебраться, а для этого надо было встать. Встать я не смог. Голова сильно кружилась. Тогда корейцы быстро смастерили носилки и положили меня в кузов. Я попросил, чтобы со мной положили парашют, который представлял некоторую техническую секретность и ценность, и опять на пальцах, так как прочесть переговорник, который нам выдали на такой случай, я не смог, не смог составить правильно слова по слогам из-за слабости. После некоторого замешательства они мою просьбу выполнили. Видимо, им не хотелось отдавать шелковые ленты купола парашюта, из которых можно было сделать много различных поделок.
Меня привезли в управление милиции какого-то населенного пункта и положили на пол у дверей, где я пролежал до ночи, пока не приехали за мной наши. Через меня перешагивали какие-то люди, занятые своими заботами. На мои просьбы позвонить быстрей в часть они почему-то медлили. Видимо, боялись, что китайцы днем могут отобрать спасённого, за которого выплачивалось определённое вознаграждение. Случаи такие были. Китайские добровольцы, иногда со стрельбой, отбирали у корейцев спасённых наших товарищей, и поэтому они боялись транспортировать меня днем. Моё состояние становилось всё хуже и хуже. Страшно хотелось пить, но пить мне не давали. За всё время дали выпить только сырое куриное яйцо… Меня бросало и в жар и в холод. Воздуха не хватало, и я просил оставить открытой дверь на улицу. К вечеру стало совсем холодно, но дверь всё же они не закрывали. Пол у них как-то прогревался, и это меня выручало. Я лежал на правом боку, согнувшись, потому что болел сильно пах. Парашютный рывок лямок при катапультировании повредил брюшную полость, при осмотре в этом районе ранений не обнаружили, а ещё болела спина, гораздо сильнее всех ранений. Лежал я и смотрел в открытую дверь. Наступала темнота во всех отношениях. Кусочек звездного неба, который я видел, так и манил к себе, и это какой-то ниточкой связывало меня с жизнью, удаляя миг забытья.
