Аглая Петровна нахлобучила маску противогаза, на затылке дыбом встали седые букольки, такса, глядя на страшное резиновое лицо хозяйки, забилась в угол и завыла.
Ольга Павловна сняла с веревки белье и ушла к себе. Только что с почты принесли телеграмму от Томилина. Она начиналась словами: «Я в отчаянии…» Дальше она читать не стала, порвала и выбросила в мусорное ведро.
Из комнаты было слышно, как скулит в кухне перепуганная такса.
«Мне везет почему-то на старых собак. У Модеста была Рында, здесь Гортензия», — невесело подумала Ольга. Почему ей пришла сейчас эта мысль? Ах да, Томилин… Когда она сказала отцу, что порвала с Юлием, он посмотрел внимательно и неожиданно одобрительно кивнул; «Кажется, ты становишься взрослой». Но отец еще не знал, что это из-за Шубина. И сам Шубин не знал, что из-за него…
Она все тогда думала, как найти предлог, чтобы каким-то образом встретиться с Шубиным. К рождеству решилась. Шла домой с занятий из пансиона, впрыгнула в сани извозчика. Жмурясь от морозного воздуха, замирая от страха, ехала на Малую Охту. Нева была темная, покрытая прозрачным толстым льдом в белых прострелах трещин. Надо всей Охтой, над деревянными крышами, столбами стояли в воздухе белые печные дымы.
Отпустила она извозчика, не дав заехать во двор. Дождалась, когда укатил. Потопталась на снегу, поглядывая на стену с черной надписью «Контора М. Я. Шубина». Ноги стали как ватные. Долго думала, что скажет ему. Решила узнать, где Томилин, — нет, не для нее, а для отца… А зачем? Раз отцу нужно, значит, он сам и знает.
В мастерской ее оглушил скрежет металла, повизгивание ножовок, скрип напильников. У верстаков стояло множество рабочих в фартуках, резали, сгибали, зачищали ржавые водопроводные трубы. Она спросила, где Шубин, ей кивнули на воротца. Она прошла туда, остановилась, разочарованная. Прекрасная полурыба-полуптица отрастила уже второе крыло, обросла туго натянутыми проволоками, высоким и узким мотором еще без пропеллера в передней части, нелепо свесила тонкие колеса между подставок, а главное, потеряла свой ясно-желтый солнечный цвет и стала тускло-серой, как небо в дождь.
Она окликнула Шубина, но ей никто не ответил. Тогда она, храбрясь, поднялась по лестнице и заглянула в его комнату. Модест Яковлевич стоял на коленях и высыпал в мешок из коробки охотничьи патроны в картонных гильзах. На столе лежало ружье, хорошо просмоленные лыжи и бамбуковые палки к ним. Модест Яковлевич был одет в короткую куртку собачьего меха, толстый свитер, кожаные штаны и высокие густо смазанные чем-то жирным охотничьи сапоги с отворотами. Он был гладко выбрит, без усов и выглядел устало и озабоченно.
