Не торопясь, он зашел к себе в «келью» и, разглядывая книги на сундуках, вдруг подумал, что если он заболеет, то ни в коем случае нельзя касаться будет этих драгоценных текстов. Или они тоже последуют за ним в огонь. А пока, не зная, болен он или нет, так хотелось перелистать эти труды вчитаться в их мудрость. Снова проникнуться знанием авторов. Как многого нам всем хочется, когда возникает некий запрет. Но искушения это то, что человек должен преодолевать всю жизнь. Отец Марк с божьей помощью научился их преодолевать легко. Он прошел к себе за стол и стал писать записку душеприказчику на случай своей смерти. В это странно-благодушное утро записка получалась какой-то полной доброй, теплой… тоски что ли. Словно отец Марк пытался в ней передать не только грусть этого момента, но и мягкий свет солнца, что наполнял его в тот момент.
После указаний душеприказчику – барону, которым в своем письме просил стать отец Марк, пастор написал письмо своему отцу в столицу. Он не в первый раз за свою жизнь извинялся перед тем, что так вот пошла его дорога жизни. Он передавал свое искреннее уважению отцу, который никогда, ни словом, ни делом не осудил выборов своего сына, и просил в случае смерти дозволения быть похороненным в фамильном склепе. Это были простые формальности, не более. Пастор и сам понимал, что его старый отец не допустит похорон сына в этом провинциальном городке. Он понимал, что отец и после возможной смерти не станет судить сына за то, что тот остался в зачумленном городе, хотя имел все возможности бежать. Уйти. Скрыться. Вернуться в свой дом, снять сутану… и может снова нормально зажить. Слишком много отец говорил сыну о чести. Слишком хорошим учеником оказался сын. Отступать перед лицом зла баронет Роттерген не смел. А отступать перед лицом кары Господней не смел отец Марк.
Закончив с письмами и оставив их в шкатулке на столе, отец Марк покинул церковь, и в сопровождении стражников направился по городу, осматривая его. Он чувствовал себя словно в далекой уже юности, когда он, начальником патруля объезжал кварталы столицы, высматривая в подворотнях лихой люд или непристойности. Теперь же он вышагивал по мощеным улицам и вглядывался в окна и дворы в поисках первых признаков горя… он искал взмокшие за ночь простыни больных, вывешенные во дворах. Он слишком хорошо помнил симптомы Черной смерти. Он всматривался в лица встреченных людей не промелькнет ли в них тот самый потаенный страх… Сколько он видел в столице тех, что уже знали о своей болезни и скрывали ее от всех. Скольких они по душевной слабости своей перезаразили!?
