Быстров просмотрел графики и чертежи. Что-то привлекло его внимание. Строков следил за каждым его движением с напряженным интересом, который, несмотря на все старания, ему не удавалось полностью скрыть.
— Любопытно… И что же, эти температурные сдвиги действительно имеют такую строгую цикличность?
— Хотите посмотреть расчеты? — Строков торопливо подошел к полке и достал папку с расчетами. Но интерес Быстрова уже угас.
— Не надо. Я с ними знакомился в управлении. Ведь именно об этом участке шла речь в ваших докладных записках?
— Совершенно верно. Я докладывал. Но, может быть, все же…
— Нет, нет. Тут все ясно. Особенно после съемки.
— Съемка с воздуха не может вскрыть всех деталей. Только на местности…
— Да, разумеется, форма лавиносбора играет иногда решающую роль. В общем, участок сам по себе довольно любопытный. Чисто теоретически, конечно.
— Туда надо обязательно сходить.
— А далеко это?
— Километров пятнадцать.
— Далековато… Нет, посмотреть, безусловно, надо… Ну давайте дня через два. Вы ведь еще не уезжаете? — Быстров явно надеялся, что срок окажется неприемлемым для Строкова.
— Сначала я должен передать вам станцию.
— Но мы же почти закончили!
— Все участки, на которых ведутся систематические наблюдения, я тоже обязан вам передать.
— Может, заодно и горы, и облака, и прошлогодний снег?
— Данные по снегосъемке района в прошлом году находятся в этом журнале.
Чем больше выходил из себя Быстров, тем спокойнее, официальнее и зануднее становился Строков. Он словно напялил на себя защитные бюрократические доспехи, даже голос стал скрипучим и невыразительным.
— Вы что, требуете, чтобы я осмотрел все участки обязательно в вашем присутствии?
— В инструкции о порядке наблюдений на местности сказано, что передача участка новому наблюдателю…
— Не надо. Я помню. Я приму их на местности. Давайте подписывать акт!
Акт. В нем все дело. Быстров уже не мог сдержаться. Он понимал, что, подписав акт, сможет наконец избавиться от этого зануды.
«Сдал…» Это короткое слово стоит в конце официального листа бумаги, называющегося актом приема и передачи станции. Жилистая корявая рука опустила перо в чернильницу, замерла на секунду над листом и медленно вывела: «Строков».
Быстров расписался рядом торопливо, размашисто — ему уже давно надоела длинная церемония приема-передачи. Но теперь она наконец окончена, и недавнее раздражение прошло.
Сергей ощутил даже неловкость, очень похожую на сочувствие к Строкову. Как-никак человек подвел итог большому куску своей жизни, который кончился в эту минуту, и ничего после себя не оставил — ни славы, ни денег. Только запись в трудовой книжке да право на пенсию. Наверно, это не так уж много. Но и торжественным собранием с чествованием уходящего на заслуженный отдых тут вряд ли что-нибудь исправишь.
