Женщина-голос у подъезда подтвердила слова Огнеопасного деда:
– Живет здесь перуанец один, с копной кос на голове, я знаю, я мою у него полы, пойдем, провожу.
Провожатую не было видно, был только ее голос, с хрипловатыми, насмешливыми интонациями, остальное угадывалось, например, как обладательница голоса настойчиво звонит в дверь, а потом вынимает из кармана фартука связки ключей, и все не те. Инка понимает, что Уаскаро дома нет, от этого она сдувается, как рыбий пузырь, и начинает плавно опускаться в глубины самообнаружения. Ключ найден, царапнул, дверь поддалась толчку натруженного плеча, распахнулась, Инка, оставив женщину на пороге, шагнула во владения Уаскаро. Квартирка маленькая, небрежно украшенная голубыми обоями и скудной утварью небогатых москвичей, которые живут сдачей внаем квартир. Ничего лишнего: диванчик, два кресла, комод, коврик с орнаментами. Все старенькое, заношенное, чужое. Вещей Уаскаро что-то не видно, ни пепельницы, ни бумаг, ни одежды. Инка разочарованно падает на диванчик и от огорчения не может сдвинуться с места. Уронив голову, как тяжелый, бесполезный камень, она смотрела на свои сбитые ноги в сандалиях и заметила торчащий из-под дивана провод-змею. Схватившись за него как за последнюю надежду, Инка вытянула из-под низенького дивана небольшой пыльный ноутбук, а вместе с ним на середину комнаты выкатилась твердая, как камень, розовая фасолина осыпанная узором черных пятнышек. Провод ноутбука весь в узелках, может быть, это что-нибудь значит, но гадать некогда. Женщина-голос маячит у двери, от нее доносятся настойчивое покашливание и недовольные вздохи, остальное нетрудно домыслить: как она, прищурившись, с хитрецой посматривает на Инку, как вытирает красные, натруженные руки о фартук, выгребает из кармана вековую шелуху, дует в ладонь, отделяя от мусора семечки, отправляет их в большой безгубый рот, при этом исподлобья поглядывает, что это девчонка хозяйничает. Ноутбук может содержать внутри послание, но как его прочтешь, если женщина-голос стряхнула шелуху в карман и, вытирая руки о фартук, громко напомнила о своем присутствии:
– А ты что ищешь-то в чужом доме?
Инка нагнулась, схватила фасолину и, сама не зная для чего, сжала в кулачке, потом она скромно пригладила челку, вздохнула, поправила съехавшее покрывало на диванчике и выбежала прочь. По двору ей навстречу плелся погрустневший Огнеопасный дед. Он истратил запас топлива, сделался вялым и сердитым, нехотя вскарабкался за руль автобуса, что стоял недалеко от подъезда. У этой колымаги о четырех колесах были всего две пары дверей и целая коллекция вмятин на боках, отчего автобус походил на старую клячу. Когда Инка проходила мимо, Огнеопасный дед только помахал в воздухе картонкой, на ней был номер тридцать четыре. Инка забралась в доисторический автобус, который, заполучив единственного пассажира, издал победоносное ржание и радостно сорвался с места. И еще долго, мягко покачиваясь и постукивая плечом в окно, она ехала, не догадываясь о конечном пункте своего маршрута. Но неожиданно Инка оказалась в ванной, сжавшись калачиком, лежала на полу, у холодной кафельной стены. Раздумывая о маршрутах своего передвижения во сне, Инка не знала, качать головой или смеяться. Посреди кухни валялась перевернутая табуретка, треугольник пиццы оказался размазан по полу, одеяло обнаружилось на балконе, а в прихожей рухнула вешалка, и все Инкины пальто, как пьяная компашка, разметались по коридору. Еще не расправившись от сна, Инка обнаружила, что рука зверски затекла, сжата в кулак и онемела. Она протерла глаза, разжала пальцы и нашла на ладони крупную розовую фасолину из тех, что одеты в толстую вощеную кожуру с узором черных точек. В следующие минуты произошло несколько важных событий: Инка, не раздумывая, рванулась к подоконнику, вечно нецветущая лилия, извлеченная из горшочка, в котором мило дремала много лет, отправилась в свой первый и последний полет через форточку в утреннюю прохладу. Большая розовая фасолина была ласково упрятана в землю небольшого керамического горшочка Инкиными трясущимися руками, они вскоре уже по локоть были разукрашены землей. Из лейки-куропатки место захоронения фасолины окроплено несколькими каплями влаги. Все это Инка проделала с непоколебимой серьезностью, сознанием важности мероприятия и таким рвением, как если бы от этого зависела вся ее дальнейшая жизнь.
