В глазах Доггинза в очередной раз мелькнуло изумление.
– Ну? – коротко осведомился Найл.
– Перестало! Что ты такое сделал?
– Это не я, это ты: срезал куст. Доггинз пристально оглядел растение.
– И что изменилось?
– Сам не знаю, – ответил Найл, покачав головой. – Одно можно сказать: этим штуковинам каким-то образом удается проникать к нам в сознание; примерно также, как тому ящеру. А потом навевать всякое, чего на самом деле нет.
Видно было, что Доггинзу довольно сложно усвоить слова Найла. Но сугубо практичный ум не готов к осмыслению «того, чего нет», для него это сущий вздор.
– Почему ты велел срезать именно тот куст?
– Все равно какой. Они. как пауки: гибнет один, а чувствуют все.
Тут до него дошло, что аромата цветов больше вроде бы не ощущается. Наклонившись, он понюхал одно из оранжевых соцветий: и правда – запаха нет.
– Видишь? Даже запах был не настоящий. Он сидел у нас в голове.
Это ввергло в растерянность. Надо же, оказывается, человека так легко можно разыграть… Незыблемый мир вокруг поневоле становился коварным и обманчивым. Вместе с тем, когда шли лесом, Найл чувствовал в душе необычный подъем, будто вдыхал полной грудью прохладный воздух – душа как бы освободилась от тяжкого бремени.
– Голос твоего брата тоже был наваждением?
– Скорее всего. – Трудно смириться, но логика подсказывала, что это именно так.
– Зачем это все?
Найл на ходу пожал плечами.
– Наверное, Дельта пыталась нас заставить вернуться.
– Но почему?
Найл не ответил: одолевали очередной спуск. Откос был так крут, что идти приходилось медленно, кренясь спиной назад, чтобы не унесло вниз. Деревья и кусты росли здесь еще реже. А там совершенно неожиданно миновали линию деревьев и оказались за пределами леса. А над верхушками деревьев – расстояние не более мили – виднелась вершина большого округлого холма.
Найл взглянул на него, словно впервые. У холма были определенно округлые контуры, и на таком расстоянии различалось, что выступ на его верхушке – не башня и не обрубок дерева. У основания он был чуть не вдвое шире, чем у верхушки, и напоминал чем-то обломанный черенок. Сам же холм можно было сравнить с невиданной по размерам луковицей, неправильно воткнутой в землю нерадивым садовником. А почти вертикальный скос на северном склоне холма походил на лоб, так что вырост смотрелся этакой до нелепости маленькой шляпкой. Теперь ясно, отчего холм производит такое безмолвно гнетущее впечатление: он похож на живое существо. Едва увидев его, Найл без тени сомнения осознал: это и есть предмет их поиска. Неизъяснимая вибрация не сочилась более из земли – чувствовалось, что она пульсирует в воздухе, даром что тот абсолютно спокоен.
