Мама! Закрой, пожалуйста, за мной дверь. Она, привычная к ночным вызовам, спросила.
Что случилось, Алешенька? Алексей Антонович успокоил:
Не волнуйся, ничего не случилось. И прости, что так рано разбудил тебя. Закрой за мной дверь. Я ухожу.
Та спросила, не выходя из комнаты:
Далеко ли, Алешенька?
Люблю, когда спрашивают не «куда», а «далеко ли».
Суеверие?
Если хочешь — да, немножко и не во всех случаях.
Ты идешь на прогулку? — Она одевалась; слышно было, как шаркали по полу ночные туфли. — И, конечно, с Анютой?
Тебе это неприятно?
Она милая барышня, очень милая, — задумчиво и уважительно отозвалась мать, выходя из своей комнаты, — я была бы рада со временем назвать ее своей дочерью.
Ты, мама, умышленно не говоришь «снохой»? — засмеялся Алексей Антонович.
Да, мне это слово не нравится так же, как тебе «куда».
А тебя не стало бы шокировать, что она горничная?
Нет, Алешенька! Труд, какой бы он ни был, не позорит человека. К тому же Анюта человек нашего круга: тоже из семьи ссыльного.
Да, но я все-таки доктор, — подмигивая и молодцевато покручивая усы, сказал Алексей Антонович.
Анюта очень умная девушка. Была бы жива ее мать, она, как и я тебя, вывела бы девочку в люди.
Тогда мне нужно спешить, мама. Не то я окажусь женатым, еще не выходя из дома.
Он взял приготовленный с вечера небольшой дорожный саквояж и распахнул дверь.
До свидания, мама. Я иду гулять, просто гулять. А ты опять ложись и спи.
Над рекой, черкая острыми крыльями по воде, охотились за мошками стрижи. Они то исчезали один за другим в бесчисленных отверстиях-гнездах, словно высверленных в обрывистом глинистом берегу, то вылетали оттуда, наполняя гомоном тихую свежесть утра. Вода стояла высокая, и тальники на островах были затоплены почти до макушек. Они шевелились, как от ветра. Паромщик перетаскивал подъездные мостки. Вода все поднималась и начинала заливать их.
Филипп! — окликнул паромщика Алексей Антонович. — Скоро поплывешь на ту сторону?
А вам что, в слободу, что ли? — отозвался Филипп, захлестывая канат за столб, косо вкопанный в землю.
Надо бы в слободу.
Только что плавал, Алексей Антонович, поранее бы вам подойти. Больно уж хлопотно в такую воду подчаливать на том берегу: неглубоко, карбас по гальке скребет, а струя жмет так, аж спасения нет, — заклиниться на мель недолго. Да уж, коли надо, поехали! Для вас всегда уважу.
Напором воды паром сразу оттолкнуло от берега. Филипп перевел рули и поставил лодки наискось к течению. Громыхая, покатилось по стальному тросу, натянутому поперек реки, вертикально поставленное на пароме бревно. Вода шуршала, разбиваясь о лодки. Постукивали в борта коряги, поднятые половодьем. Плыли белые хлопья пены.
