Кто меня избил?.. За что?..
Лошадью переехали. Аль не помнишь?
Нет… — качнул головой Порфирий. — Ничего я не помню.
Дай-ка я тебя на кровать отведу.
Не надо. Пойду я домой, бабка, — цепляясь руками за столешницу, поднялся со скамьи Порфирий. — Спасибо за помощь.
Пойдешь?! Куда ты, лешак?! — всплеснула руками старуха. — Полежи хоть до свету. Куда ж ты пойдешь? Погоди, Дуньча вернется, проводит. На свадьбу ушла поглядеть. Должно, скоро придет. С ребенком ушла.
Дойду и так, — нащупывая ручку двери, сказал Порфирий.
Подождал бы лучше.
Домой пойду. Закрючь дверь, бабка… — Порфирий спустился на крыльцо.
Аксенчиха стояла в дверях, на пороге, смотрела, как Порфирий тяжело переставлял ноги, шмыгая пятками по земле. У калитки он остановился, передохнул и скрылся в серой паутине летней ночи. Брякнула щеколда. Старуха вернулась в дом.
Живуч, живуч, как ящерка, — вздохнула она. — Долголетен будет человек.
Ночная свежесть ласкала Порфирия. Он шел, часто прикасаясь холодными пальцами к заборам, останавливаясь, отдыхая на лавочках у ворот. На улицах было без-иодно. С верхнего края слободы до Порфирия смутно доносился шум — это на дворе Ивана Максимовича гуляли гости. Путь на заимку Порфирия лежал правее. Впрочем, ему было все равно. Свадьба, шум, разговоры его не занимали — Порфирий спешил домой.
Слабость сковывала движения. Порфирий дивился: он, такой сильный, никогда не болевший даже, теперь с трудом переставляет ноги. Было легко и спокойно. Какая-то особенная, по-детски ясная простота в мыслях. Порфирий улыбнулся открытой, широкой улыбкой.
«Что это? Что это со мной?» — думал, облизывая пересохшие губы.
Он вышел за город. Узкая тропинка отлого поднималась вверх, на елань, к его заимке. В густом сосняке воздух был напоен свежим, смолистым запахом. В вершине пискнула белка. Посыпалась сбитая хвоя. Порфирий присел на холмик у тропинки.
Как хорошо в лесу! А там, в тайге, в тишине, еще лучше, — шептал Порфирий. — Как славно я надумал: уйти с Лизаветой в тайгу на житье. Работать, промышлять… Человека руки прокормят, если никто из рук вырывать не станет. На Джуглыме сами себе хозяева станем. Хорошо будет с Лизанькой! — вдруг громко вырвалось. ласковое слово.
Это было так неожиданно, что Порфирий невольно оглянулся: не другой ли кто сказал? В лесу было пусто. В обгнившем пеньке ворочались и трещали короеды. По тусклому небу скользнула упавшая звезда.
Лизанька, — твердо повторил Порфирий и подумал: «Кабы сумел я ее приласкать?»
