- Это всего лишь гипотеза, - сказал Шон. - Ни в одном из признанных церковью Евангелий нет ни слова насчет отношения Иуды к Варавве. Таких книжек можно написать сколько угодно.
Он был прав; эту историю выдумал Роберт, а я ему немного помог. И у Роберта стояли слезы в глазах, когда он говорил о том, что переживал Иуда, поняв, что измена - всегда измена, и даже зарыдал, коротко и бурно, а я тогда понял, что Роберт - алкоголик и пьет тайком от меня; только алкаши способны так рыдать и мгновенно успокаиваться.
- И все же я верю, что Иуда любил Его больше, чем остальные, - сказал я. - Точит меня это, пойми. Почему только он один наложил на себя руки, когда Его не стало? Другой, например, от Него отрекся, и хоть бы что.
- Почему тебя это мучит?
- Не могу так, с ходу, тебе объяснить, - сказал я. - Чтоб ты понял, почему я о Нем думаю, пришлось бы рассказывать еще целых тридцать два года. Но, возможно, все было не так. Возможно, именно Иуда любил Его сильней, чем другие ученики, и ненавидел себя за то, что не может любить еще сильнее и продолжает верить в насилие и Варавву.
- Ты читал все Деяния Апостолов?
- Да, - сказал я. - Но не нашлось никого, кто бы мне объяснил то, чего я сам не могу понять.
- Я объясню тебе все, что хочешь.
- Слишком поздно мы с тобой встретились, - сказал я. - Послезавтра я уезжаю в Эйлат. Получил работу на руднике Тимна. - Я встал и протянул ему руку. - О'кей, Шон. Жаль, что мы не познакомились раньше. Я бы принял крещенье из твоих рук.
Стакан, который он держал, выпал, а это было уже его последнее бренди.
- Ты хочешь креститься? - спросил он.
- Да, - сказал я.
- Почему ж ты так долго ждал?
- Шон, - сказал я. - Если человек нуждается в Христе, он готов ждать Его всю жизнь. Мне скоро тридцать три. Христос в моем возрасте умер, а я хочу в Его возрасте начать жить, как Он учил. Подожди, я принесу еще выпить.
Я пошел наверх; Роберт по-прежнему стоял у окна. Когда я вошел и полез за бутылкой, он обернулся.
- Где вы? - спросил он.
- Нагорная проповедь.
- Помнишь, что дальше?
- Буду дальше приставать к нему с Вараввой и Иудой…
Он перебил меня, побледнев от злости:
- Нет, идиот. Ты должен сказать: я пришел к заключению, что Он - единственное существо, которое можно любить вечно. Ну почему тебя нельзя ни на секунду оставить одного?
- Да это же цитата из Достоевского. Глядишь, сообразит.
- Не сообразит. Да и никто не говорит своими словами. Все тыщу лет повторяют одну и ту же белиберду. Неужели непонятно, что, если бы Бог был, мы б с тобой не могли прожить ни дня?
