Внезапно из моря выпрыгнул огромный белый судак и приземлился на палубные доски. Рыбина отчаянно забилась, так что одному из гребцов пришлось усмирить ее ударом весла. Когда судак затих, разевая рот на последнем издыхании, Киёмори и монах подошли ближе.
— В жизни такого не видывал! — воскликнул Киёмори.
— Несомненно, это знак благоволения богов, — сказал монах. — Вопреки Десяти заветам, я предлагаю съесть эту рыбу как можно скорее, чтобы удача, ниспосланная ками, сопровождала нас везде и во всем.
— Пожалуй, — ответил Киёмори. — Я как-то слышал о подобном знаке. Разве не сказано, что давным-давно в лодку чжо-уского князя У-вана прыгнула белая рыба?
— Господин, — окликнул его гребец. — Смотрите: парус! Киёмори вгляделся в туман. Действительно, невдалеке показалось нечто вроде алого паруса.
— Есть ли в здешних местах рыбак, — спросил Киёмори, — который ходит под красными парусами?
— Нет, господин, — отвечал гребец. — Да и торговому кораблю было бы глупо так заявлять о себе, когда кругом еще полно пиратов.
— А может, это и есть пират? — задумался вслух Киёмори.
— Тогда, господин, он либо храбрец, либо безумец. Какому еще пирату придет в голову так бахвалиться, зная, что могучие Тайра стерегут эту бухту?
Киёмори усмехнулся.
— Тогда правьте на парус, — велел он своим морякам. — Сейчас узнаем, кто этот безумец или смельчак.
— Но, господин, — вставил другой гребец, — в тумане мы можем столкнуться! Той лодки отсюда даже не видно. Как мы узнаем их скорость и курс?
— Значит, гребите помалу, нэ[8]? Приступайте. Я послежу за парусом и буду вас направлять.
Дружине ничего не оставалось, как снова приналечь на весла и продолжать путь по серым водам Внутреннего моря. Киёмори указывал им, куда править, когда грести, а когда сушить весла, полагаясь на волю волн. Красный парус становился все ближе и ближе, пока туман между лодками вдруг не исчез, словно но дуновению божества.
Тут Киёмори увидел такое, отчего у него перехватило дух. Парус принадлежал челноку в форме дракона с чешуей из перламутровых раковин. Поверх алого шелка красовался герб в виде белой свернувшейся змеи. В челне сидели три прекрасные дамы, одетые на манер знатных фрейлин в многослойные кимоно всех тонов моря — синего, серого и зеленого. Киёмори подивился, каким образом дамы очутились так далеко от берега, хотя в силу возраста успел усвоить, что женские капризы зачастую недоступны пониманию.
— Доброе утро, благороднейшие госпожи, — произнес он, кланяясь.
