Все кончилось быстро, быстрее, чем хотелось Джастину. На прощание ему был дарован поцелуй, да еще пару глотков выдержанного сладкого вина из темной бутыли, которую служанка стащила из хозяйского погреба и к которой время от времени прикладывалась сама, но и для кавалеров не жалела.
В крошечной комнатенке Джастин не сумел облачиться снова в доспехи, надел лишь штаны да кожаную куртку, сгреб железо в подаренный щедрой возлюбленной мешок, и, перекинув свой громыхающий груз через плечо, спустился на первый этаж по шаткой лестнице. Хозяин вручил ему еще один мешок — с припасами, и выпроводил на улицу.
Ночь давно наступила, две луны висели над шпилем донжона, заливая все вокруг серебряным светом. Говорят, в такой час объятия возлюбленной самые сладкие, а зачатые дети радуют своих родителей всегда и во всем.
Вот только Джастина наверняка зачали совсем в другой момент.
Угнездив мешок с громыхающим железом на плече, юный рыцарь потащился в казарму. Грядущий поход его не вдохновлял. Мечтал Джастин о какой-нибудь большой битве, где сойдутся имперские рыцари с легионами проклятых, и он, Джастин, лично прорвется сквозь ряды одержимых и берсерков, чтобы пронзить мечом самого Великого герцога Преисподней. В мечтах Джастин видел себя восседающим на крылатом коне, совсем позабыв, что он — всего лишь новоиспеченный рыцарь, а не паладин Империи, как его старший брат Дайред.
Подойдя к казарме и остановившись, так что грохот железа в мешке больше не заглушал других звуков на сотню шагов в округе, Джастин услышал стук костяшек пальцев по корпусу лютни и приятный голос Эмери, который выводил:
Смерть здесь повсюду, в воздухе, в воде,
Клубится черный прах, горят леса и села,
В губительном и черном мастерстве
Богиня жизни стала невеселой…
Громкий удар костяшек. Жалобное «ох» корпуса лютни.
Голос Эмери смолк.
— Как-то не очень, — раздался голос рыцаря Гоара. Гоар успел побывать в настоящем сражении, был ранен и в только что созданном отряде считался бывалым бойцом. — Насколько я знаю, она стала безмясой и злобной.
— По рифме должно быть невеселой, ничего другого не придумать, — отозвался Эмери.
Джастин поднял мешок, но тут ветхая ткань лопнула, и все железо с грохотом раскатилось у дверей казармы.
Дверь распахнулась, в проеме, обведенный красноватым контуром от света сальной свечи, возник Гоар.
— Кто здесь? — взревел рыцарь, поднимая меч, чтобы разить.
— Я, Джастин… — Мальчишка прикрылся от удара первым, что попалось под руку. Попался понож.
