— Как именно? Песком? Золотом? Водой?
— Этот талисман называют «Свет души». Я наполню его своей душой. То есть помещу туда свою душу.
— Хочу напомнить тебе: тогда ты умрешь.
— Именно. Мы все умрем рано или поздно.
— Я не умру! Я буду всегда! — упрямо воскликнула Лиин. — Я никуда никогда не уйду. Мне будет скучно среди бесплотных предков. Скучно и тесно в склепе.
— Хорошо, ты станешь алкмаарским эльфом. Но мне придется умереть, у меня нет твоей веры. Так вот, в момент смерти… надеюсь, это случится не скоро. Но ты… обещай, что ты уловишь мой последний вздох и поместишь в медальон мою душу.
— Дарган, опомнись! Ты превратишься в узника медальона! — Она возмутилась, даже топнула ножкой, мысль о неволе приводила ее в ярость.
— Что с того?
— Наши дети уже не смогут беседовать с твоей душой, звать тебя на пиры и праздники, вкушать пищу, когда твой дух присутствует за столом.
— Да, не смогут, — кивнул Дарган. — Но это меня не печалит. К тому же вряд ли сыновья и внуки будут так сильно по этому поводу печалиться: предки бывают такие зануды. Зато я дам силу талисману, мой артефакт превзойдет артефакт дома Таг и, возможно, многие другие. Кто знает, быть может, мои сыновья станут сильнее сыновей короля-жреца Ашгана. Тогда наши потомки встанут во главе могущественного дома. Увидеть возвышение и торжество своих потомков — разве этого мало?
— Вечное рабство в обмен на власть?
— Это не рабство, — покачал головой Дарган. — Это великое служение. И бессмертие. У тебя одна мечта о бессмертии — у меня другая. Ты будешь носить мою душу на своей груди — разве это не счастье?!
— То были детские фантазии — я-то не стану бессмертной! — отреклась от своих вымыслов Лиин. — Но ты останешься навеки прикованным к медальону.
— Это меня не пугает.
— Однако никто из твоих предков не захотел такой чести! — воскликнула Лиин.
Дарган поразился: его невеста слово в слово повторила фразу Ашгана.
— Дай мне слово, что ты исполнишь то, о чем я тебя прошу. — Он взял ее за руку.
— Я — мотылек, порхаю по своей воле, кто может мне приказывать и укорять? — девушка отступила.
— Я тебя не неволю. Лишь себя обрекаю на неволю. Один вдох и один выдох — вот и все, о чем я прошу.
— Столь немногое! Что ж, не пожалей потом, что сделался рабом эльфийской безделки, когда дороги назад не будет, — если раньше голос Лиин звучал как весенний ручей, то теперь в нем послышался звон металла. Синева ее глаз, казалось, изливалась из глазниц подобно магическому сиянию и заполняла все вокруг своим холодным мерцающим светом. — Разве тебе ведомо будущее? Разве ты знаешь, кто будет владеть медальоном, чью десницу ты наполнишь своей силой, — это уже не будет от тебя зависеть. Любое рабство ужасно, Дарган! А ты отдаешь в рабство даже не свое тело, а свою душу. Причем отдаешь навсегда.
