И ПОЛИТИЧЕСКОЕ сближение двух стран — буржуазной Веймарской республики и пролетарского Советского Союза — было, надо сказать, в принципе вполне возможным. По сути, оно тогда означало бы не столько политическое партнерство (это-то как раз было маловероятным, если вообще невероятным), сколько отказ от участия во внешних союзах, направленных против одной из сторон.
Германию бывшие победители все еще не желали принимать в некий новый «европейский концерт» как полноправного участника. Но ведь могло быть и так, что стремление англо-французов (а еще более Америки) иметь немцев в качестве дополнительного рычага своей антисоветской политики перевесило бы «версальскую» спесь…
В 1925 году в Швейцарии, в Локарно, проходила конференция, которая как раз и обеспечивала Германии некоторое формальное «равноправие» среди других европейских держав, и как раз в силу того, что Англия (а значит и США) хотела обеспечить возможность создания такого блока против СССР, в котором участвовала бы и Веймарская Германия.
Немцы тогда сумели вывернуться и на уничтожение «духа Рапалло» не пошли. Хотя объективно Локарно было именно против Рапалло и направлено.
Более того, в 1926 году в Берлине был заключен советско-германский договор о ненападении и нейтралитете. Увы, несмотря на это, у идеи политического сближения — на базе твердого мирного сосуществования и невмешательства во внутренние дела друг друга — в обеих странах были не только сторонники, но и враги.
1 мая 1929 года, первого «московского» года Дирксена, перед германским послом, стоявшим на трибуне дипломатического корпуса, на первомайской демонстрации пронесли модель «империалистического» броненосца под германским флагом.
Дирксен усмотрел в этом оскорбление Германии (да и был в том прав — если уж кому-то хотелось вывесить на модели чей-то конкретный флаг, то политически верным был тогда один вариант: британский «Юнион Джек»). Сразу после демонстрации Дирксен бросился на прием к заместителю наркома Карахану, но тот его не принял.
Получалось странно: недавно сам Рыков выразил готовность принять в случае нужды германского посла без каких-либо проволочек, а тут немцу отказывал всего-то замнаркома. Лишь 3 мая все еще не успокоившегося Дирксена принял член коллегии НКИД Стомоняков.
— Я стыжусь за германо-советские отношения, господин Стомоняков! Зачем было доставлять радость нашим общим врагам?
— Господин посол! Вы сносились с товарищем Караханом, и я не могу предвосхищать его официальный ответ, — важно ответствовал Стомоняков.
