Не успевала малышка ступить нескольких шагов, как ее белые гэдээровские босоножки (купленные ей на приморском привозе в качестве утешения) покрывались пыльцой от трав, выколосившихся на здешних тротуарах.
Это случилось за день до отъезда. Малышка возвращалась из книжного магазина (куда ходила, чтоб приобрести свежий “Советский экран”), а Казюра двигался ей навстречу. Сначала он не узнал малышку. И выпучил глаза, совсем как ленинградский засранец, накрытый штормовою волной. Проходя мимо, отпускница милостиво кивнула.
— Здравствуй… те, — выдавил из себя Казюра.
— Погостить приехал? — спросила она великодушно.
— Да! Вот моя жена…
— Очень приятно, — улыбнулась малышка стоявшей рядом с Казюрой широколицей, бледной (“Наверное, тоже ленинградка”, — не без злорадства подумала госпожа Заячья Лапка) толстухе в дорогом и новом, но каком-то старушечьем платье.
Казюриха смотрела на малышку не мигая, как орел на солнце.
— Ну, пока.
— Пока…
— До свидания, — сиплым голосом отозвалась толстуха.
“Так тебе и надо, — красиво и стремительно удаляясь прочь, повторяла малышка почти вслух. — Так и надо, мошенник!”
Но если бы ее спросить, что значит “так и надо” и почему “мошенник”, — она вряд ли смогла б объяснить.
* * *
…Прибыв в О., малышка первым долгом связалась по телефону с Ниной. Подруги решили отужинать в самом модном городском кафе под названьем “Мечта”.
Нина явилась… Нимало не запыхавшаяся. Еще издали она раскрывала малышке объятия, крича:
— Наконец-то! С прибытием… Ах, как я рада тебя видеть!
Малышка хотела, и… не смогла сдержать слез. Вся пустота очередного путаного, суетливого, пересохшего лета (опоздание подруги оказалось последней каплей) вдруг обрушилась на нее.
Огладив, отпрукав малышку на скамеечке под кленами в соседнем дворе, и к окнам были приклеены лица пенсионеров, Нина объяснила, что более чем часовая задержка была вызвана тем, что по дороге к малышке, к которой она летела как на крыльях, Нина была вынуждена завернуть к одной прихворнувшей коллеге, чтоб сказать ей слова утешения, ибо у бедняжки рак, отрезали одну грудь, хотят отрезать вторую, и эта женщина, красивая, рыжая, с высшим образованием, вдобавок недавно брошенная мужем, уехавшим на Север за длинным рублем с маленькой, ничего из себя внешне не представляющей библиотекаршей, которая, вот, малышка, какие они, эти мужики, бьет этого мужа по щекам и терпеть не может готовить, — совсем пала духом, необходимо было поддержать бедняжку, вручить купленные на деньги профсоюза путевку в санаторий и фрукты…
