— Такъ ее зовутъ Корнелія? Какъ это ты успѣлъ все это разузнать, и почему ты выдумалъ, что мистрисъ Корнелія Дургамъ мнѣ нравится?
— Ахъ, ты мой ненаглядный другъ! неужели ты думаешь, что люди глухи и слѣпы? Ужъ не воображаешь ли ты, что для меня прошло незамѣтно, какъ извѣстный бинокль проворно бросался въ сторону, если какъ-нибудь нечаянно взойдешь въ комнату, не постучавъ въ дверь? И не думаешь ли ты, что я забылъ того дурака, котораго ты вчера бросилъ въ рожу несчастнаго Миллера съ невинною наружностью? Неужели ты думаешь, что это не поражаетъ, когда въ небольшомъ обществѣ упираютъ глаза на прекрасную женщину и цѣлыя минуты не сводятъ съ ней взора, да и еще потомъ цѣлые полчаса съ нею мечтаютъ на балконѣ при лунномъ свѣтѣ? Крошка Миллеръ сегодня утромъ говорилъ мнѣ...
— Да кто-жъ этотъ вѣчный крошка Миллеръ?
— Неужто ты не замѣтилъ вчера за чайнымъ столомъ бѣлокураго юношу съ румяными щеками?
— Это тотъ, который вчера такъ горячо спорилъ съ блондинкою, которой недоставало только ленточки съ колокольчикомъ на шеѣ, чтобъ сдѣлать ее совершенствомъ?
— Именно такъ. Итакъ, крошка Миллеръ разсказывалъ мнѣ, что во всемъ городѣ ходятъ теперь толки объ особенной благосклонности, которой ты удостоился отъ прекрасной дамы, которую до того времени никто не могъ расшевелить настолько, чтобы заслужить отъ нея хотя мимолетное вниманіе.
— А для чего же ты мнѣ разсказываешь эти сплетни?
— А для того, чтобъ обратить твое вниманіе на то, что ускользнуло повидимому отъ односторонности твоихъ наблюденій и чего, по всей вѣроятности, я и не замѣтилъ бы, еслибъ мнѣ не было на то указано. Какъ тебѣ извѣстно, я не обращаю вниманія на подобныя вещи. Хорошо! говорятъ, что мистеръ и мистрисъ Дургамъ не совсѣмъ счастливо живутъ, а потому, что я сегодня видѣлъ, надо сознаться, что это «говорятъ» имѣетъ нѣкоторое основаніе.
— Что же ты видѣлъ?
— Собственно говоря, пожалуй и ничего, а однако пожалуй очень многое. Когда я пришелъ, меня встрѣтилъ мистеръ Дургамъ и онъ же повелъ меня къ постели больного. Въ дѣтской стояла еще кровать. По пистолетамъ, висѣвшимъ надъ нею, надо заключить, что то была постель мистера Дургама — суровое, спартанское ложе. Я осмотрѣлъ ребенка и потомъ мы разговаривали съ мистеромъ Дургамомъ у окна болѣе получаса — ребенокъ въ это время заснулъ — и признаюсь тебѣ, уваженіе, которое я почувствовалъ вчера къ Дургаму, послѣ этого разговора сильно увеличилось. Я думалъ, что вотъ-вотъ госпожа Корнелія появится, но никакой Корнеліи не являлось. Наконецъ я освѣдомился и о ней. «Мистрисъ Дургамъ въ своей комнатѣ, отвѣчалъ Дургамъ: — не угодно ли вамъ пожаловать къ ней?» Но я подумалъ, что призванъ сюда не ради мистрисъ Дургамъ, и потому сказалъ: «Извините, времени нѣтъ!» да скорѣе и убрался вонъ.
