Это определяло характер главных трудностей, с которыми я встретился при составлении "Письма старого большевика": я должен был, с одной стороны, так сказать, вылущивать политическое содержание событий, отделяя их от личных эпизодов, на фоне которых Бухарин это содержание мне передавал, — и в то же время я должен был стараться, по мере возможности, сохранить общую атмосферу его рассказов, так как она знакомила с тогдашними настроениями определенного слоя "старых большевиков", попавших в совершенно необычную для них сталинскую обстановку… И погибавших в ней: оттенок какой-то обреченности в настроениях Бухарина мне бросился в глаза очень быстро.
Восстанавливать здесь все эти опущенные эпизоды — поскольку их сохранила память (впрочем, разговоры с Бухариным мне запомнились очень хорошо, а теперь, при пересмотре тогдашней печати, многое оказывается поддающимся проверке), конечно, нет никакой возможности. Я постараюсь сделать это в другом месте, тем более что теперь они особенно интересны для общей истории эпохи. Но один из них рассказать необходимо, так как он имеет прямое отношение к тому "пролетарскому гуманизму", мыслями о котором был заполнен весь последний период жизни Бухарина и концепцию которого вообще правильно будет рассматривать как его общественно-политическое завещание. Без этого завещания фигуру Бухарина, как человека и политического деятеля, вообще нельзя правильно понять, как, впрочем, правильно и обратное: подлинное значение "пролетарского гуманизма" правильно понять можно только на фоне общей биографии Бухарина…
Как ясно из всего предыдущего, меня очень интересовал вопрос об этом "гуманизме", о причинах, которые тогда привели Бухарина к выводу о необходимости поставить гуманистические элементы марксизма в центр всей своей общественно-политической работы, и о конкретных выводах, которые Бухарин из своего гуманизма делал. И в разговорах с ним я с разных сторон подходил к этой теме. От таких разговоров Бухарин отнюдь не уклонялся, наоборот, у меня было определенное впечатление, что он их даже ищет. Но прямого ответа на эти мои вопросы я от него не получал, и в конечном счете для меня так и осталось неясным, в чем же было дело: то ли он не хотел, полностью посвящать в свои выводы человека, который не разделял основ его коммунистических убеждений, то ли он боялся и для самого себя в краткой формуле дать обобщающий вывод из установленных им посылок? Тем не менее эти разговоры дали мне очень много материалов для выяснения вопроса о корнях и выводах бухаринской концепции "пролетарского гуманизма".
