— Вот, оказывается, как это просто, — сказал я. — Науке остается только получить лекарство — и порядок. Раскрыть, так сказать, секрет Ивана-дурачка…
— К сожалению, это не так просто. Дело в том, что мы пока что самого-то Ивана плохо знаем. Человечество зазналось от своих микроскопических научных побед. Человека распирает гордость оттого, что он топает по Луне, спустился на дно океанов, поймал чуть ли не в ладонь нейтрино. А ведь о самом себе человек не знает почти ничего. Почти ничего или катастрофически мало.
Я поднял руки:
— Не разочаровывайте меня. Я был лучшего мнения о достижениях медицины.
— Не надо воспринимать меня слишком буквально. Современная наука не разделяет точки зрения Заратустры, который считал печень местопребыванием всех страстей и огорчений. У нас другая позиция. Однако, если оценивать мир достаточно трезво, не больно-то далеко мы ушли от этих представлений.
Я ухмыльнулся:
— У вас отношение к человеческому существу еще проще, чем у паталогоанатома.
Панафидин пожал плечами:
— А откуда ему взяться, другому отношению?..
Зазвонил телефон. Панафидин извинился и снял трубку.
— Владимир Петрович! Я вас приветствую. Естественно, помню обо всем и подтверждаю: долг платежом красен. Да, да, да, это я понимаю. Но вы и меня поймите — мне тоже надо лавировать. Лично быть оппонентом я готов хоть завтра, а обещать свою контору в качестве оппонирующей организация не могу… А я вам и говорю прямо и честно: так за мои труды мне и хула и почести, а так — это на дядю работа. А у меня и без того со временем туго, чтобы кто-то на моем хребте в рай въезжал… Это, пожалуйста, — думайте. Обнимаю вас, мой дорогой…
Он положил трубку и хмыкнул:
— Ишь, деятели, дурачков ищут. Ну ладно, вы сетовали на упрощенность…
— Не будем спорить, — сказал я примирительно, потому что понял, что эта дискуссия может завести нас слишком далеко.
Я взял в руки листок с нарисованной чудовищной формулой, посмотрел на него, и было мне это все совсем непонятно. Я спросил Панафидина:
— Александр Николаевич, вы сказали, что это вещество похоже на триптизол по своей формуле. Вот по вашим наблюдениям, какая доза понадобилась бы триптизола, чтобы здоровый человек, приняв ее, в течение 10–15 минут потерял сознание?
Панафидин удивленно посмотрел на меня.
— Странный вопрос, мне никогда не приходилось с ним сталкиваться. Ну, прикинем, — он взял ручку, написал что-то на листе бумаги, что-то перемножил. — Думаю, что таблеток тридцать в обычной расфасовке, если исходить из того, что 0,25 миллиграмма идет на порцию. А что? Почему у вас возник такой вопрос ко мне, если это не секрет?
