"Давно это?" — спросил Алди.
Старичок послушно покивал:
"Давно".
"Тебе сколько лет?"
"Скоро тринадцать".
Несоответствие вида и возраста показалось Алди столь разительным, что он даже не ужаснулся.
"Разве ты не старик?"
"Это я так выгляжу. Многие тут выглядят так. Старение клеток идет у нас быстро, — объяснил старичок. — Уже при рождении мы биологически немолоды. Умираем, не успев полюбить. Но нас учит любви хорошая женщина, — спохватился старичок. — Видишь домик? Постучись. Это наша школа любви".
Отмахиваясь от запахов, как от мошкары, Алди подошел к сборному домику и пнул ногой дверь.
"Уходи!" — крикнула женщина из-за двери.
"Это школа любви?"
"Ну да. Только зачем тебе?"
Кричащего понять всегда легче.
Алди сел на порог. Чего нельзя, того и на земле нет.
Он это знал. От него пахло потом и усталостью. Действие коры черного дерева кончилось, он чувствовал себя измученным. А от Гайи, распахнувшей дверь и вызывающе сложившей руки на огромной груди, несло ужасом и сбежавшим молоком. Впрочем, сарафан был чистый, хотя застиранный и в заплатках.
"Чьи это дети?" — вгляделся во тьму Алди.
"Мои, — вызывающе ответила Гайя, имея в виду светящиеся в глубине дома точки. — Двое от офицера Тэтлера, я жила с ним. Другие от других мужчин. Я даже рожала девочек, но они умерли. Есть такой вид бактерий, Гай. Они умеют опознавать женские зародыши и убивают их прямо на самой ранней стадии развития. Остались у меня мальчики. Их у нас много. А взрослых мужчин я пытаюсь учить любви, они тут к этому не способны".
"Ты и сегодня работала?"
"Конечно".
"Всю ночь?"
"Только первую половину".
Он понял, почему у нее почти свежий вид, и кивнул. Но Гайя хотела, чтобы ее поняли правильно:
"У меня школа любви. Я учу живому сексу".
Алди покачал головой:
"С тобой спят уроды!"
"Но ты тоже спал со мной".
"Со мной все иначе. А они берут тебя силой".
"Какая разница? От некоторых у меня дети. Сам видишь".
Он вспомнил нежную Мутти и ее зелененькие глаза. Как отлив изумруда. Ах, нежная Мутти, ты умерла бы от грязи и унижения, но задушила бы уродцев, прячущихся в углах темной комнаты.
"Рожать уродов — преступление", — напомнил он.
"Так думают в Экополисе, — хрипло рассмеялась Гайя. Она была рыхлая, от красоты ничего не осталось, вульгарный налет лежал на всем, что она говорила. — На Территориях все по-другому. Здесь выживают немногие. Здесь надо рожать и рожать. Генетическая катастрофа изменила все нормальные соотношения. Избыток — вот наша норма, иначе мы все исчезнем. Я рожаю уродов, ты прав. Но они — мои дети. Маленькие жалкие уроды. Хочешь, покажу их? — взглянула она на Гая с какой-то странной надеждой. — Ты их полюбишь. Они твои племянники".
