Старр скрестил руки на груди.
— Вам никогда это не доказать.
— Может, попробуем? Если по делу Стива Рудина будет задан еще один вопрос, вы многое узнаете. Вы узнаете, сможем ли мы доказать это. Смогу ли я выиграть процесс о злонамеренном судебном преследовании. Узнаете, доставит ли прессе удовольствие наблюдать нашу тяжбу. Оставит ли Ассоциация адвокатов вам лицензию. Не станут ли судьи округа смотреть на вас как на пустое место. И лишь один человек порадуется этому больше меня — Стив Рудин, которого вы обвинили в мошенничестве. — Пэйджит встал и снова посмотрел на часы. — У вас осталось минут пять, не больше.
Терри последовала за ним в офис.
Офис был меблирован крайне скупо; его украшали и оживляли лишь великолепные современные эстампы, два цветка и единственный портрет — какой-то черноволосый мальчик. Она знала, что Пэйджит коллекционирует произведения искусства, один из эстампов был Миро[1]. О мальчике на портрете она не имела ни малейшего представления. Пэйджит стоял, задумчиво глядя в окно.
— Они пойдут на это? — спросила Терри.
— Да, — не оборачиваясь, ответил он. — Для Старра существуют лишь его собственные интересы.
— Мне трудно поверить, что он знал.
— Он знал. Всегда предполагайте, что люди поступят так, как они поступали раньше. И тогда они не удивят, не разочаруют вас. — Пэйджит сунул руки в карманы, в голосе вдруг зазвучала усталость. — Удивляться — грех для профессионала. Другое дело — разочарования, они изматывают душу.
Замечание было необычным для него. Он говорит как будто сам с собой, подумала Терри.
— Как вам удалось получить документ? — спросила она.
— Я обещал не говорить. — Он повернулся с легкой улыбкой. — Но Старр действительно должен лучше обращаться со своими служащими.
В дверь постучали. Вошел помощник Старра с текстом соглашения. Остановился, бросил беглый взгляд на Терри. Ей вдруг подумалось: а известно ли этому человеку, проявившему к ней некоторый интерес, что она замужем? Кажется, знать ее раньше он не мог. И в последнее время все меньше верится, что она способна привлекать мужчин. Да и что бы вы сказали о носе, который — она точно знает — несколько тонковат, о глазах с серповидным разрезом, что, на ее вкус, могли быть и побольше, о прямых каштановых волосах, таких же, как у — всего лишь — пяти миллионов женщин испанского происхождения в Западном полушарии? Скорее всего, вы сказали бы то же, что заявил как-то Ричи с двусмысленными нотками в голосе, — что она нарядная.
