Потом Терри прервала молчание:
— Марк когда-нибудь говорил о Лауре Чейз?
Женщина села на другой конец дивана и поставила на колени пепельницу. Она смотрела не на Терри, а на кафкианский эстамп — искривленные прямоугольники и ломаные линии.
— Марк, — наконец выдавила она, — помешался на Лауре.
— Помешался?
— Да, это самое подходящее слово. Марк читал все, что было написано о ней, у него был альбом, куда он вклеивал вырезки из газет и журналов с ее фотографиями, знал все о ее замужествах, о сотнях мужчин, с которыми она переспала, все легенды о Лауре и причинах ее смерти… Он так был озабочен всем, связанным с ней, что мне это казалось своего рода ментальной некрофилией. И, конечно, до него доходили слухи о Джеймсе Кольте. Мне кажется, он даже воображал себя Кольтом. А быть Кольтом в его понимании — это быть одним из самых могущественных людей Америки и владеть женщиной, которая, как однажды писал Марк, «занимала главное место в сердце любого мужчины — полубогиня, полурабыня». — Она грустно улыбнулась. — Марк даже заставлял меня смотреть фильмы с ее участием, снова и снова, пока я, как и он, не запомнила в них каждый эпизод, каждую реплику.
— Заставлял вас?
Мелисса едва заметно кивнула:
— Ну не буквально. Видите ли, мне самой хотелось смотреть, таким образом я могла понять, что происходит с ним. — Она сделала новую затяжку. — Мне было едва за тридцать, когда я познакомилась с Марком. И до него у меня было мало мужчин, я была неопытна.
— Что же вы хотели узнать?
— Конечно же, как быть женщиной. Я была более чем неуверенна в себе в этом плане — сексуальном. — Она сохраняла ироничность тона, но без тени улыбки на лице. — Я пыталась понять, что Марку нравилось в Лауре Чейз, а он был готов полюбить во мне то, чем я отличалась от нее. По крайней мере, я так думала.
Терри уселась поудобнее. Она почувствовала, что душа собеседницы эхом отзывается на давнее душевное потрясение, от которого она когда-то оправилась с огромным трудом.
— Лаура Чейз, — заметила Терри, — мало походила на вас, или на меня, или на кого-нибудь, кого я знала.
— Вы имеете в виду ненатуральность цвета ее волос и пышность форм, притворную чувственность голоса и опережение половым созреванием созревания духовного? Или вы имеете в виду алкоголизм, нимфоманию и полное отсутствие всякого самоуважения? — Мелисса смолкла, как бы прислушиваясь к себе.
— В конце концов, — более спокойно продолжала она, — все, что делало меня похожей на Лауру Чейз, — это отсутствие самоуважения. И теперь мне ясно, что с этого как раз и началась для меня эта история.
