И на целый час приковала к себе внимание страны.
Находясь в одиночестве в комнате свидетелей, Пэйджит замер перед телеэкраном, как и миллионы других людей по всей стране. О чем будет говорить Мария, он не знал, знал лишь, что потом сразу наступит его очередь давать показания.
События, о которых она поведала, были достаточно драматичны: гибель свидетеля, попытка убить Пэйджита, то, что происходило ночью, когда Мария и Пэйджит застали Джека Вудса, председателя их комиссии, в момент, когда он пытался уничтожить документы-улики, которые Пэйджит убрал в свой стол.
Но Пэйджит видел, что и сама Мария не может не приковать внимания: неослабевающий интерес к тому, что она рассказывала, сопровождался подлинным изумлением от того, как она это говорила. Печаль и радость, устремленность к высоким идеалам и ранимость самолюбия, страх и решимость, фатализм, наконец, — все это звучало в ее голосе, все отражалось на ее лице. Она многое потеряла и многому научилась, теперь она заговорила, и, видимо, пришло ее время сказать правду.
Глядя на нее, вначале он просто удивлялся, потом не мог не восхищаться. И думал о том, что никогда по-настоящему не знал ее.
Когда она закончила и поднялась из-за стола свидетелей, Пэйджит услышал, что за его спиной открылась дверь.
Это был помощник Толмеджа, очкарик, едва ли старше Пэйджита.
— Вы следующий, — напомнил он.
Странно, но это оказалось неожиданностью для Пэйджита. Следуя за помощником в зал заседаний, он все еще был погружен в то, что увидел и услышал.
Мария шла ему навстречу, преследуемая репортерами, которые надеялись подхватить какую-нибудь оброненную ею фразу, чтобы тут же процитировать ее в репортаже. Поравнявшись с ним, она остановилась.
Окруженные репортерами, они стояли лицом к лицу, в двух дюймах друг от друга.
— Смотрел меня? — спросила она.
— Да, — просто сказал Пэйджит. — Я смотрел тебя.
Теперь сын видел тот момент их встречи.
Камера была на расстоянии, и губы их — вначале ее, потом его — шевелились беззвучно. Лицо к лицу, запечатленная интимность.
— До самой гибели Марка Ренсома, — говорил комментатор, — имена Кристофера Пэйджита и Марии Карелли не упоминались вместе более пятнадцати лет.
И без всякого перехода их снова показали крупным планом у Дворца правосудия. Пэйджит снова почувствовал озноб, как в ночном кошмаре, видя лица, орущие из полутьмы.
Усатый репортер ткнул ей в лицо микрофон, и Мария опять отпрянула. Ее волосы коснулись щеки Пэйджита.
