Как будто непроизвольно Мария коснулась синяка под глазом, отливавшего уже сине-зеленым цветом.
— Они думают, что он мертвым сделал это?
Пэйджит не ответил.
— Скажи мне, — наконец заговорил он. — Ты раньше была знакома с Марком Ренсомом?
Она посмотрела на него широко открытыми глазами.
— О Боже… Нет!
— Следующим шагом Шарп будет выяснение: была ли ты знакома с Ренсомом. Если была, скажи мне об этом сейчас, или я на самом деле брошу тебя на произвол судьбы.
Ее раздражение окончательно уступило место страху.
— До его звонка я не встречалась с ним. Клянусь.
— Было бы лучше, если бы это оказалось правдой. Достаточно того, что на пленке Монка записано несколько ответов, которые либо неправдивы, либо, как ты сама теперь видишь, неточны. Не говоря уже о том, что данные Шелтон никак не подтверждают твоих показаний. — Пэйджит повысил голос. — И я не могу считать, что ты добропорядочно провела эти полчаса.
Мария холодно посмотрела на него:
— Даже трудно сказать, у кого — у тебя или у Ренсома — более оскорбительный взгляд на меня.
— Тогда найми лучшего адвоката в стране и восстанови свою репутацию.
Внезапно она почувствовала, что силы покинули ее.
— Ты совсем не веришь мне?
— Это не так. Во всем остальном я тебе верю. Я понимаю, что в чем-то тебе можно верить.
Мария резко поднялась:
— Знаешь, мне все это уже надоело.
Пэйджит пожал плечами:
— Ты не должна забывать о том, что у тебя есть хорошего. Твой пятнадцатилетний сын верит в тебя. Что касается меня, то я думаю о том, как избавить Карло от ненужных страданий, только из этих соображений я и действую.
— Чудесно. — Мария потянулась к своей сумочке. — На сегодня мы закончили?
— Минуточку. Мой тебе совет: никаких конкретных объяснений на телевидении — только искренние рассуждения общего характера о твоих мучениях и о мучениях таких же жертв. Я не хочу исправлять еще какие-то твои «ошибки».
Мария молча смотрела на него.
— Хочу пожелать Карло спокойной ночи, — наконец сказала она.
Когда она вернулась, лимузин уже был во дворе. Пэйджит проводил ее до дверей. За порогом она обернулась к нему, не зная, что увидит на его лице.
Его лицо не выражало ничего.
— Удачи в «60 минутах», — произнес он.
Потом неслышно затворил дверь, и Мария осталась одна.
— Это был кошмар, — тихо проговорила Мария. — Мне приходилось слышать об этом, женщины рассказывали, но как это на самом деле происходит, я и представить не могла.
Библиотека, где Карло и Пэйджит смотрели передачу, освещалась только светом телевизионного экрана. Телекамера вначале панорамировала номер отеля, потом захватила в кадр Марию и ее интервьюера и наконец дала крупным планом лицо Марии — оно заполнило весь экран. Вид у нее был тревожный, замкнутый — она была слишком поглощена тягостными воспоминаниями, чтобы замечать направленный на нее объектив.
