Но если проблема с первым была, так сказать, физического характера, то проблема с Большими Ущерами носила характер исключительно метафизический. Известно, что отношение россиян к переписчикам никогда не отличалось особой приязнью. Переписчики считались в некотором роде представителями власти, то есть теми, через кого можно было напрямую высказать все свои обиды и претензии по поводу непочиненных лифтов, немытых улиц, грязного воздуха и повышения цен на спиртное. Посему переписчикам зачастую не открывали двери, отказывались отвечать на вопросы, а иногда и поколачивали за чрезмерную настырность. Тем не менее худо-бедно, но процесс шел. Где-то переписчики действовали хитростью, где-то силой, но каждый населенный пункт рано или поздно сдавался после долгосрочной осады. Пока дело не дошло до Больших Ущер. В этой деревне несчастные служители статистической музы (если таковая имеется) столкнулись с целым букетом разнообразных препятствий. Во-первых, у большей части жителей Больших Ущер самым диким образом отсутствовал такой немаловажный для переписи документ, как паспорт. Но это бы еще ничего. У многих отсутствовали вообще какие-либо документы, будь то свидетельство о рождении или военный билет. Куда они все подевались, ответить не мог никто. «Где-то вроде были», — искренне недоумевали большеущерцы, но попыток установить более точное местонахождение документов не предпринимали. Беспокойства по этому поводу они тоже не проявляли. Местные работодатели знали своих в лицо, да и на почте уже давно не спрашивали ни пенсионных книжек, ни удостоверений личности — мол, чего бюрократию разводить, коль и так все на виду? К тому же, при упразднении местного ЗАГСа было принято решение перевезти архив в райцентр, но все документы по ошибке свалили вместе с бумажным мусором в выгребную яму и там сожгли.
Из этой гремучей смеси объективного невезения и субъективного разгильдяйства рождалась вторая проблема. Вообще-то по закону переписчики обязаны верить на слово любому опрашиваемому и не имеют права требовать документы, но документы были нужны не им, а именно самим большеущерцам, многие из которых действительно блуждали в собственной биографии, как дети в дремучем лесу. Не имея на руках никаких документов, они не могли вспомнить, ни сколько им в точности лет, ни где они в точности родились, не говоря уж о том, женаты ли они, замужем ли, разведены ли и имеются ли дети (а если имеются, то их ли это дети). Всякие попытки переписчиков упорядочить родственные и прочие связи между большеущерцами оказались бесплодными и даже вызвали еще большую путаницу — одна женщина, например, начала требовать алименты на несуществующих детей от несуществующего отца (за что, кстати, была поколочена вполне существующим, но очень ревнивым сожителем). Один из мужчин оказался многоженцем (если, конечно, верить словам его любовниц), другой, наоборот, являясь почтенным отцом семейства, без соответствующих бумаг превратился вроде как в злостного алиментщика для собственных детей, которых он на своем горбу вырастил и выходил.
