—А что, есть и ручные?
—Есть, говорит, и прирученные. Их разводят, как у нас чернобурых лисиц. Эти любят купаться в песке. Вот, значит, какое дело.
—Слушай, командир, а этот лектор не врет, что их можно разводить, как кроликов. В Одессе ж столько песку.
—Вот чего не знаю— того не знаю. Ну ладно, кончай баланду. Кто меняет Лученка и Сугако?
—Я и Нагорный,— ответил Музыченко.
—Между прочим, вы, краснофлотец Нагорный,— обратился ко мне Демидченко,— могли бы сменить своего товарища и раньше. Всегда ждете напоминания.
Огрызнуться? Не стоит. Увяжется потом, как дворняжка, не отцепишься.
Когда я подошел к рации, Лученок внимательно слушал какую-то передачу.
—Что, Михась, концерт слушаешь?— спросил я, присаживаясь к столу.
—Цс-с!— не отрываясь от шкалы настройки и не поворачивая головы, шепотом ответил Лученок.
Может, какой-нибудь личный разговор услышал. Рядом с нашей волной иногда слышатся радиотелефонные разговоры между какими-нибудь геологическими партиями или экспедициями.
—Ты ведаешь што?— заговорщицким тоном сообщил мне Михась, снимая наушники.— Быццам зусим недалёка працавала нямецкая рацыя. Цераз микрафон. Што гэта можа значыць, як ты думаеш?
—Как это недалеко? — не понял я.
—А вось так. Як наша дывизиённая.
—Ты что, Михась? Как же это может быть? На каком хоть языке шла передача?
—У тым-то и справа, што на нямецкай мове.
—А может быть, это какой-нибудь корабль или подводная лодка в нейтральных водах?
—Можа быць. Аб гэтым я не надумав.
—Ну, Михась, ты так можешь такого страху нагнать, что спать не будешь.
—Ды я сам напужався.
Лученок расписался в вахтенном журнале, передал наушники и уступил мне рабочее место.
—Не задерживайся, а то ужин остынет.
—Не, гэта ад мяне не уцячэ,— ответил Михась, направляясь к кухне.
Слушая эфир, я почему-то вспомнил, как врач, выходя из дома Хрусталевых, остановился, внимательно посмотрел на меня и сказал: «Да-с. Идите, молодой человек, вас там ждут». А потом еще эта Лида: «Скажите, Коля, а вам очень нравится Маринка?» И надо же такое сказать. Не просто «нравится», а «очень нравится». Как будто вопрос о том, нравится ли мне Маринка, для Лиды совершенно ясен. Дело лишь в том, сильно или просто так. А вообще, если честно признаться, Маринка— девушка хорошая, самостоятельная и, кажется, с характером. А как она обрадовалась, когда я принес ей цветы. Но где она могла простудиться? Даже мать ее недоумевала. А ведь Анна Алексеевна чуткая женщина и понимает, что к чему.
