До окончания уроков в десятом «В» классе оставалось более двух часов, и я решил скоротать время за прогулкой по городу. Кроме того, мне как военному, подразделение которого расположено в непосредственной близости от Балаклавы, необходимо хорошо знать этот город. И чем скорее я это сделаю, тем лучше и для меня и в какой-то степени для самой Балаклавы, мир и покой которой я призван беречь так же, как и свой дом.
Набережная бухты в это время была пустынна. Лишь метрах в двухстах от меня, ближе к морю маячила фигура какого-то подростка. В одном месте я спустился по ступенькам вниз, к самой кромке берега. Вода в заливе чистая, прозрачная, сверху— теплая, глубже— холодная. Долго держать руку глубоко в воде нельзя: сводит пальцы. При попытке зачерпнуть пригоршней воду мальки, стайками плававшие у берега, юркнули в сторону. Я погрузил руку в воду и замер. Некоторое время они опасливо обходили ее, но потом осмелели настолько, что спокойно проплывали между растопыренными пальцами, стукались о них своими булавовидными головками.
Подросток, к которому я подошел, сидел и удил рыбу.
—Ты почему не в школе?— спросил я его. Мальчик оторвал свой взгляд от поплавка, посмотрел на меня, как на незваного гостя и, сплюнув сквозь зубы, ответил:
—А ты почему не на службе?
Такого вопроса я, признаться, не ожидал. Нахаленок, да и только.
—Ты почем знаешь, что я не на службе?
—Не видно, что ли. Я хоть каким-нибудь делом занимаюсь, а ты, вижу, только и знаешь, что камни шлифуешь. Ждешь кого?
Ну и чертенок! Все-то ему знать надо.
—Так почему же все-таки ты не в школе? Или бросил?
—Не-э. Отпустили раньше: физрук заболел.
В одном из ближних дворов женский голос звал какого-то Петю.
—Тебя, что ли?
—Не-э. Я живу в начале улицы.
—Севастопольской?
—Угу-у.
—Сосед Хрусталевых, значит?
—Угу-у.
—Выходит, ты знаешь и Анну Алексеевну, и Маринку?
—Угу-у.
—Ну, брат, заладил. Все «угу» да «угу». Ты что, других слов не знаешь? — этого не надо было говорить мальчику: мог обидеться, и тогда я и слова не вытянул бы из него. Но и одни «не-э» и «угу» тоже почти ничего не давали. Поэтому, чтобы сгладить впечатление от последнего замечания, я сказал:
—Мы вот беседуем с тобой, а я даже не знаю, как тебя зовут. Меня, например, величают Николаем Нагорным,— свою фамилию я сообщил умышленно, рассчитывая на то, что и мой собеседник сделает то же самое.
—А меня— Кирюхой,— ответил мальчик. Я уже начал досадовать на то, что расчет мой не удался, как Кирюха добавил:— Пуркаевым.
