Я затаился в кустах и стал ждать. С минуты на минуту здесь должен был появиться брат — он имел обыкновение каждое утро прогуливаться в саду. Нервы у меня были напряжены до предела. Меня трясло как в лихорадке. Под мышками выступил холодный пот и ручьями скатывался по рукам. Время тянулось мучительно долго. Мне казалось, что я провел в своей засаде не меньше трех часов, когда наконец вдали послышалось знакомое постукивание деревянных сандалий. Первым моим побуждением было вскочить и бежать прочь без оглядки, однако усилием воли я заставил себя остаться.
Когда брат поравнялся со мной, я одним прыжком выскочил из засады и оказался у него за спиной. В следующий миг я накинул ему на шею веревку и принялся в исступлении его душить. Веревка сдавила ему горло, но он из последних сил старался повернуть голову, вероятно желая увидеть лицо убийцы. Я, со своей стороны, пытался не допустить этого. Но голова брата, словно под действием приводного ремня, неумолимо поворачивалась ко мне, пока его широко раскрытые в предсмертной агонии глаза не остановились на моем лице. В эту минуту его налившееся кровью, опухшее лицо исказила гримаса крайнего ужаса это его выражение я не смогу забыть до конца своих дней. По телу брата пробежала последняя судорога, он обмяк и рухнул на землю. Мои ладони онемели от страшного напряжения, и мне пришлось довольно долго тереть их, прежде чем я смог действовать дальше.
Едва переступая на ватных ногах, я подтащил бесчувственное тело брата к колодцу и сбросил его вниз, после чего с помощью лежащей рядом дощечки стал присыпать его землей.
Если бы кто-нибудь наблюдал только что разыгравшуюся сцену со стороны, у него, наверное, возникло бы ощущение чудовищного кошмара: некий одетый в домашнее кимоно человек словно раздвоился и в молчаливом исступлении душит своего двойника!
Вот так я принял на душу смертный грех — убил родного брата. Наверное, вам, святой отец, трудно представить себе, как у меня поднялась рука на единственного близкого человека. Что ж, ваше недоумение мне понятно. Но попытайтесь встать на мое место. Именно потому, что мы были братьями, у меня и появилась мысль об убийстве. Не знаю, доводилось ли вам когда-либо испытать это самому, но, как ни странно, близких людей зачастую связывает отнюдь не любовь, а ненависть. Об этом немало написано в книгах, так что не я первый, не я и последний, причем вражда к родному человеку, как правило, куда сильнее и непримиримее, чем к постороннему. Какою же она должна быть к брату, похожему на тебя как две капли воды! Даже если бы не существовало иных причин, одного этого сходства было бы достаточно, чтобы прийти к мысли об убийстве. Не что иное, как ненависть, помогла мне, трусу, с таким хладнокровием совершить это убийство…
