Витторини с заметным удовольствием сел.
— А остальные усядутся возле «Слезы Христовой», как я понимаю? сказал пастор.
— Это итальянское вино, пастор.
— Я, кажется, о нем слышал, — сказал пастор и сел.
— Вот, — отец Брайен поспешно протянул руку и, не глядя на Витторини, налил ему полный стакан «Мха», — переливание ирландской крови.
— Позвольте мне, — Витторини кивком поблагодарил и поднялся, в свою очередь, чтобы наполнить стаканы остальных. — Слезы Христа и солнце Италии, — сказал он. — Ну, а теперь, перед тем, как выпьем, я кое-что скажу.
Другие ждали, глядя на него.
— Папской энциклики о космических полетах, — сказал он наконец, — не существует.
— Мы обнаружили это, — сказал Келли, — несколько часов назад.
— Отцы, простите меня, — сказал Витторини. — Я, как рыбак на берегу, который, завидя рыбу, берет побольше наживки. Я все это время подозревал, что энциклики не было. Но каждый раз, когда я заводил разговор об этом в городе, столь многие священники из Дублина отрицали ее существование, что я пришел к мысли: должна существовать! Они не проверили, потому что боялись: а вдруг найдут. А я не проверял из-за своей гордости: а вдруг не найду. Так что римская гордость или дублинская гордость не многим отличаются. Скоро мне предстоит перевод, я буду неделю хранить молчание, пастор, и принесу покаяние.
— Хорошо, отец, хорошо, — пастор Шелдон поднялся. — У меня маленькие объявление. В следующем месяце прибывает новый священник. Я долго об этом думал. Он итальянец, родился и вырос в Монреале.
Витторини прикрыл один глаз и попытался представить себе новичка.
— Если церковь должна быть всем для всех, — сказал Шелдон, — то меня интересует мысль о горячей крови, взращенной в холодном климате, как у нашего нового итальянца; так же завораживает и обратное: холодная кровь, взращенная в Калифорнии. Нам нужен тут еще один итальянец, чтобы утрясти некоторые вещи. Ну, кто-нибудь предложит тост?
— Можно, я, пастор? — Отец Витторини опять поднялся, мягко улыбаясь. Глаза его светились, он посмотрел на пастора, на всех троих. Поднял стакан:
— Разве Блейк не сказал как-то об «орудиях радости»? То есть, разве Бог не создал природу, а потом не растревожил ее вызывающей плотью, игрушечными мужчинами и женщинами, какими мы все и являемся? И так счастливо призванные, с самым лучшим, что у нас есть, с добрыми чувствами и тонким умом, в мирный день в благодатном краю — разве мы не Господни орудия радости?
