«Валя, детенок, мы ушли на покос. Еда под полотенцем. К вечеру придем. Целую, тетя Груня».
А ниже приписка корявыми буквами:
«Валенсин! Натаскай в бочку из колодца воды. Бочка у сарая. Полную. Уяснил?»
Валька попил молока с пирогом, вышел посмотреть, где бочка, где колодец.
Бочка была большая, потом он высчитал — на тридцать шесть ведер. Колодец находился за избой, в огороде, к нему вела узенькая, утоптанная тропка. Валька заглянул в колодец: неглубокий; постоял, подумал и решил, что времени впереди много, к вечеру успеет натаскать воды.
Прихватив в карман кусок пирога, Валька пошел на улицу. Там, как и вчера, было почти безлюдно: лишь кое-где бегали малыши, да у ворот соседнего дома сидел на скамейке длинноусый корявый дед. Увидел Вальку, остановил сурово:
— Ты чей? Я, кажись, таких еще не видел.
Валька ответил нехотя:
— В гости приехал. К Худояковым.
— А-а, к Грызункам…
Валька обиделся:
— К каким-таким грызункам? Тетя Груня — мамина сестра.
Дед усмехнулся и подобрел:
— Это по-уличному их так кличут… Да ты не обижайся. Вон у меня тоже прозвище есть — Тёрка. Не понимаешь? Видишь, лицо в корявинах? Вот и Терка.
Валька засмеялся: ну чудаки! Взрослые люди, а как маленькие, дают друг другу прозвища!
— А почему они Грызунки?
Дед пожал прямым костлявым плечом.
— Не я давал кличку. Авось, сам узнаешь… Надолго в гости-то?
— На месяц. Только почему-то у вас тут народу мало. Одна малышня.
— Сенокос, паря. Ден через пять все соберутся.
Валька расстроился: пять дней одному — с ума сойдешь от скуки. Эх, не вовремя приехал. Что делать одному столько дней? Только время бить. Лучше бы дядя Тима взял с собой на покос — все веселей.
— Дедушка, а покосы у вас далеко?
— Далече. За вторым лесом. Попервости и заблудиться можно… А ты, паря, вон на горку взберись, ежли скушно, на Раздумье. Видишь эвон, в конце улицы? Красиво там.
— Горка Раздумье? Почему?
— Сказывают, что давным-давно, когда пришли сюда первые поселенцы, здесь, на этой горке-то, они решали, где ставить село. Вот потому и Раздумье.
Через полчаса Валька уже взахлеб глотал речной ветер на самом гребне холма. Обернулся — и чуть не слетел с кручи: возле стояла большая рыжая собака с белым пятном на груди и, свесив широкий розовый язык, склонив чуть набок голову, внимательно смотрела на него. Валька, ни жив ни мертв, тоже уставился на собаку, лихорадочно соображая, что делать. А что сделаешь, когда в руках даже паршивой палки нет, а позади обрыв и река? Шевельнул Валька деревянными губами, выдавил чужим, противным голосом:
