Посмотрел Валька на эту шумную, беспокойную ораву, качнул головой:
— И все это ваше?
Дяде Тиме, видать, понравилось Валькино удивление, засмеялся тонко:
— А что? Весело, а? Знай разворачивайся, пить-есть готовь.
— Да, — проговорил Валька, — живьем сожрут. Вон, не свиньи — настоящие зверюги. Зачем вам столько всего?
— Вот тебе на! — воскликнул дядя Тима. — Чего придумал! Жить, Валенсин, жить. Чтобы не лезть людям в глаза, как вон Еремеевы али соседка наша Савельиха. Чуть что — дай мучки совочек, одолжи сальца на заправку, али того хуже: дай ей десятку, а то всю четвертную, вишь — поиздержалась…
Глаза у дяди Тимы стали злыми, губы тонкими. Вдруг, ни с того ни с сего, он закричал визгливо, будто это Валька виноват:
— А ты живи по своим возможностям! Не трать больше, чем у тебя есть, вот и не будешь попрошайничать! Да…
Дядя Тима примолк, тяжело дыша, потом произнес уже спокойно:
— А мы не бегаем по людям, нет! Привычки такой не имеем. И все потому, что труда не боимся, сил своих не жалеем. Уяснил, Валенсин, что к чему, а?
Подошла тетя Груня, сказала, что баня истопилась и давно пора мыться.
Валька вошел в тесноватую и задымленную баньку и задохнулся: воздух был сух и горяч. Опустился на низенькую скамейку и тяжело задышал, по-рыбьи открыв рот. А дядя Тима хоть бы что, наоборот — крякал от удовольствия.
Он налил в шайку воды, прихватил веник и полез на полок.
— Возьми-ка, Валенсин, ковш да брызни на каменку.
Валька набрал воды, плеснул на раскаленные камни. Пар ударил, как взрыв, обжигая лицо, грудь, глотку. Валька взвизгнул и отпрянул к стене. Невидимый в пару дядя Тима рассмеялся:
— Давай еще, Валенсин, еще. Лей, не бойся. Да лезь ко мне, похлещемся веничком.
Однако Валька, согнувшись в три погибели, зажав рот и нос ладонью, рванулся в предбанник. Только там он, ошалевший от жары, перевел дыхание.
Нет, пропади она пропадом, такая баня! Пусть другие, если хотят, истязают себя, а ему, Вальке, для мытья и купаний воды в реке хватит.
Спать Валька лег на сеновале — едва упросил тетю Груню постелить там.
Хорошо! Сено свежее, хрусткое, запах — голова кружится. Сквозь щелку в крыше видна звездочка. Смотрит она на Вальку и чуть приметно мигает. Тишина, прохлада… Ах, славно, что он приехал в Сосновку! Завтра надо обязательно познакомиться с ребятами, да в лес по грибы и ягоды, а то, быть может, в чернь, как здесь называют тайгу.
И с дядей Тимой надо поговорить: пусть побыстрее шьет унты…
Проснулся Валька, а солнце уже высоко. Спустился по лесенке, выбежал во двор — пусто: вся «живность», как говорит дядя Тима, уже разбрелась кто куда. В доме тоже никого. Глянул на стол — записка.
