Первые гадости | страница 86
Через месяц Победа сдала летнюю сессию, и Чугунов пристроил ее на каникулы в интернациональный студенческий отряд, лишь бы не путалась под ногами.
— Хорошо тебе, за границу едешь, — сказал Трофим, — а мне в институт поступать. У всех лето, мысли шальные в голове, а у меня пять репетиторов каждый день по часам расписаны.
— Не забудь, — сказала Победа, — что Светлана Климова любит говядину и палтус.
В интернациональном отряде она познакомилась еще с одним Карлом, только не Дулембой, а Файервундербарманом.
— Я есть люблю тебя, — нахально говорил Файервундербарман.
— Дружба-фройндшафт, — остужала его Победа.
— А чего ты немца гонишь? — удивлялись подружки. — Ездила бы на родину в гости.
— Да они же все чокнутые. Они на работу в пять утра встают! — отвечала Победа.
— А мы думали, они твоего дедушку убили, — говорили подружки.
Файервундербарман ходил за ней неотступно и помогал интернациональному отряду строить железную дорогу задаром, пока от немецкого усердия не положил рельс на ногу Победы. Тогда она вернулась раньше срока в Москву на костылях и забыла Файервундербармана, как первый сон, обнаружив в почтовом ящике письмо Аркадия, которое ее очень тронуло, и письмо Трофиму с комсомольской стройки, которое ей было до лампочки. А вот Трофим проревел над ним до полуночи, разбирая через слово каракули любимой подруги…
Так получилось, что первым совершил добровольный исход из Москвы в Куросмыслов пэжэ города Донецка — Семен Митрофанович Четвертованный, сам признавший себя косвенно виновным в растлении дочери другими.
Когда-то, еще до почетного звания, Семен строил электрические каскады по стране и даже руководил людьми в буквальном смысле: то есть показывал руками, куда идти, и говорил языком, что там делать, С годами стал он слабеть головой, открыто, впрочем, признавая, что давно уже судит-рядит обо всем спинным костным мозгом. Те, кто еще пользовался содержимым черепной коробки, низвели ослабевшего Митрофаныча до простого монтажника Но и в простых монтажниках он продолжал говорить и делать очевидные умопомрачительные слова и поступки, и, помня его прошлые заслуги в деле электрификации всей страны, Семена Митрофановича по профессиональной болезни отправили до срока на пенсию.
Дома он заскучал и от скуки стал гостеприимен, как монастырь, беззаботен, как пионер, и за компанию рад был бы удавиться. Но жене не нравились вечно торчавшие посреди комнаты полупьяные гости, случайно собранные и подобранные на улице. Поэтому она убеждала Семена, что его «постылые друзья» зажимают ее в коридоре, и звала в свидетели Сени, которая жаловалась, что и ее тискают в угоду матери. Семен одним костным мозгом проблему: верить-не верить? — не разрешил, но гостей прогнал, а чтобы успокоить совесть, лишенную разума, стал приставать в коридоре к подругам жены, после чего также никогда их больше не видел в доме.