Юноша не знал, как себя повести, и растерялся, скис. Но все складывалось благополучно для влюбленных, и даже Червивин надолго засел в сортире.
— Где твой жених? — спросил Аркадий.
— В туалете: у него запор, — ответила Победа.
«Все кончено, — совсем расстроился Аркадий. — Их отношения дошли уже до знакомства с интимными прихотями организма».
— Свари мне кофе, — приказала девушка.
Аркадий послушно взял кофемолку, но она, едва затарахтев, выпрыгнула из рук, как кошка. Зерна полетели к ногам Победы.
— Недотепа! — сказала она.
«Урод», — подумал он, опустившись на колени и собирая в ладонь зерна.
— Ты похож на курицу, — сказала она.
«Я и есть курица», — подумал он.
— Не обижайся, это шутка такая плоская, — сказала она.
«Я все равно не клюну», — подумал он.
— Наверное, пойдет дождь, — сказала она.
«С чего вдруг?» — подумал он.
— Женщина убирает белье с балкона, — сказала она. — И люди внизу суетятся, словно в немом кино.
Но тут тучи и впрямь напряглись, как Червивин в туалете: казалось, вот-вот свалятся.
— Мне по ночам снится, что давным-давно в студенческом общежитии я все дни проводила на подоконнике и смотрела на дождь, расплющив нос о стекло, а папа с мамой сидели на лекциях, и дверь не пускала меня к ним, и на столе в глубокой тарелке плавало восковое пятно, а в плоской лежали котлеты, которыми хотелось помыть руки, и за окном шли поезда и плыли зонтики, а я жмурилась, когда мелькала молния и дребезжали стекла. Теперь во все это не верится, только снится.
«Во что?» — подумал он.
— Ну, что отец не мог даже в детский сад собственного ребенка устроить и ребенок сидел на подоконнике, — сказала она.
«Неужели и Чугунов был когда-то нормальным человеком?» — удивился он.
— А ты думаешь, отец родился с партбилетом в руке? — спросила она.
«По крайней мере, его приняли на партсобрании родильного дома», — подумал он.
— Дождь кончился, — сказала она.
«Это был ливень», — подумал он.
— Пойдем, пока опять не поругались, — сказала она.
«Куда же?» — подумал он.
— Дышать озоном, — сказала она…
Эскадра фонарей плавала над багровым прямоугольником, очерченным домами и оставленным солнцем, как записка в двери: «Вернусь к утру». Город уже притомился от вечера, и звуки тухли вместе с окнами. Только прогулочный катер фырчал, принюхиваясь к пристани под ночлег, да машины просыпались по зеленой команде и исчезали, оставляя шорохи в переулках. Победа скинула туфли и пошла босиком, определяя по лужам маршрут и распуская неоновые волны.
