Потом я пошел в сараюшку, достал проклятую кринку, взял молоток и изо всей силы хрястнул по ней. Я дробил ее в мелкие крошки, а у самого, против воли, катились слезы.
— Ладно, — бормотал я, — увидим, увидим еще!.. Я покажу вам, покажу, это самое…
Что «увидим», что «покажу» — я не знал.
Все сложилось к одному: болезнь мамы, драка, этот подлый обман. Настроение такое — хватайся за голову и реви в голос, на весь дом.
Совсем я невезучий. Ни в чем. С самого детства. Помню, еще в детсаде я очень хотел на новогоднем празднике быть Винни-Пухом. Я так просил нашу воспитательницу Ираиду Федоровну, просто умолял, а она мне — Зайца. Я не надел костюмчик косоглазого с круглым ватным помпончиком вместо хвоста и весь утренник проплакал. С той поры, поди, и пошло: то беда, то неудача.
Из дома я не выходил — читал, смотрел телевизор и работал в огороде: полол, подвязывал помидоры, поливал. Радовался: приедет мама, а у меня полный порядок, нисколько не хуже, чем у нее бывало.
Работаю, а сам представляю, как зайдет она сперва в дом, потом в огород и ахнет: «Какой ты, Костик, молодчина. Я совсем зря волновалась».
Однажды я поливал грядку с огурцами и вдруг услышал знакомый скрип калитки. Меня обнесло жаром — мама! Бросил ведро, выскочил во двор — Эвка.
— Здравствуй, Костя…
Она, видимо, что-то почувствовала, спросила:
— Ты не рад, что я пришла?
Я заторопился:
— Откуда взяла?! Наоборот. Я всегда рад.
Она сегодня была какой-то не такой, как обычно — не веселой, не колючей. Глаза ее смотрели грустно.
Эвка несколько раз внимательно посмотрела мне в лицо, задерживаясь на изодранной щеке, но ничего не спросила и не сказала. От этих взглядов мне становилось не по себе: о чем она думает? Хоть бы уж шутила, что ли.
В дом Эвка зайти отказалась. Спросила о маме, о раскопках, поинтересовалась: не начали ли мы с Буланкой собирать экспонаты для музея.
— Семен Митрофанович уже беспокоится: очень медленно движется дело… — И тут же без всякого перехода сообщила: — А наш школьный отряд завтра уезжает работать на вторую бригаду. Я так люблю жить на полевых станах… — И снова неожиданный поворот: — У тебя как с продуктами? Может, чего-нибудь надо? Ты не стесняйся, говори.
— Ничего мне не нужно. Все есть. Да и Детеныш не даст умереть с голоду — каждый день чего-нибудь приносит, хоть ругайся.
Эвка вздохнула, провела рассеянным взглядом по двору.
— Да… Ну, мне пора…
Я огорчился.
— Так быстро? Зачем приходила?
— Просто. Проведать. До свидания, Костя, — и легко прикоснулась пальцами к моей щеке.
