и еще один раз нас спутали с солипсистами, но вот уж это совсем печально, поскольку, с точки: зрения солипсистов, весь мир в конечном счете оказывается пустотой (а чего еще от них, солипсистов, ждать?). Дело в том, что философия мало чем отличается от политики, и в конечном счете Джон ополчается против всего света. Когда я указываю ему на беспорядочность в изложении, он говорит, что никогда и не думал строить никаких силлогизмов, потому что он Инвентист в Джон-Паблианском духе, и пошла она, эта Аристотелева логика, подальше. Если же я говорю ему, что в таком случае лучшее, что он может сделать, это написать дискурсивное эссе, а не сухой список законов, он отвечает, что согласен, но сначала должен прояснить свои идеи, а для этого ему больше всего подходит форма сентенций. Короче говоря, преодолев шестую, похожую на шутку («6. Скептик не слишком уверен в том, что он скептик»), я посчитал заседание закрытым.
Ровно в семь я спустился в химчистку. Поразительно, однако к условленному времени они успели не только постирать и выгладить все девять рубашек, но и сняли с них упаковки и вручили мне бережно развешанными на вешалках, с вытащенными булавками и снятыми этикетками. Да, определенно, это уже по-европейски. После этого я третий раз за день принял душ, чтобы окончательно избавиться от мелких волосков, оставшихся после парикмахерской, и примерил брюки, ботинки и темно-лиловую рубашку. Мне не хотелось себя перехваливать, но, скажем, прическа под Барта Симпсона, усики под Эррола Фликна и силуэт Бада Спенсера придали мне отдаленное сходство с достопочтенным учителем Балу. Даже легкая челка и стрижка flat-top прекрасно сочетались с выдающимся носом и медвежеватым обликом.
Зайдя в подъезд Lady First, я на мгновение задержался у почтового ящика, но, несмотря на мой безупречный внешний вид, консьерж в синей хламиде не спускал с меня глаз, и я не осмелился прикоснуться к нему. «Глория Гаррига и Себастьян Миральес, верхний этаж, 1-а». В конце концов, я всегда могу спуститься на минутку в сопровождении Lady First и сменить вывеску или по крайней мере прикрыть ее. Что касается консьержа, то, пока спускался лифт, я заметил, как он снял униформу и возится в комнатушке за стойкой с видом человека, который наконец-то готовится идти домой после рабочего дня. Вполне вероятно, что, когда придет Робельядес, его уже не будет. Тем лучше: объяснить ему, что делать, если его о чем-нибудь спросят, представлялось задачей не из легких.
