С легкой или, наоборот, твердой руки работника ЦК ВЛКСМ загремел, наконец, Зиновий Затуренко. Этого давно надо было ожидать.
А теперь о самом главном: сегодня пионеры нашей школы приветствовали строителей, которые сдали еще один электролизный цех. Три барабана, три знамени, три горниста. Как только пионеры вошли, все в клубе встали. У многих строителей на глазах были слезы.
На столе президиума — отлитые памятные медали из нашего алюминия. Никогда не думала, что, глядя на брикеты алюминия, буду испытывать такое волнение. Но ведь в этом алюминии, если так можно сказать, годы нашей комсомольской юности».
«Иринка, милая! Во-первых, поздравь меня: пущен второй по счету алюминиевый цех!
Ты просила написать о наших спортивных делах. У нас открылась детская спортивная школа, созданы секции спортивной гимнастики, футбольная, волейбольная» конькобежная, секция настольного тенниса. Все тренеры работают в них на общественных началах. Налажены у нас дела и с туризмом. Как видишь, у нас есть чем заниматься — только выбирай.
На днях я говорил с Жарковым о квартире. Он заверил меня, что все будет в порядке. Партком и профсоюз не возражают. Лишь бы вы поскорее приехали. Я так счастлив, что ты уговорила отца и мать перебраться сюда! Врачи у нас здесь отличные! Все будет хорошо. Для встречи все уже подготовлено. Только дай телеграмму. Целую тебя нежно-нежно. Григорий».
Сквозь декабрьскую ночь 1963 года мчался самолет. На одном из кресел неподвижно сидел Сергей Миронов. Ему вспоминались дымки умирающих костров. Тех самых, которыми оттаивали землю. Григорий кладет кирпичи, а позади его Элла... Григорий показывает ребятам, как надо съезжать с горы на лыжах... Морозной ночью сгружают стройматериалы... Завод ЖБИ... Водоочистные сооружения... На трибуне в клубе Григорий... Он, Сергей, смотрит на алый камешек — рубин — последний из присланных ему братом-геологом... Голос профессора: «Предупреждаю, операция рискованная! Вам грозит резкое обострение, переходящее в общий паралич. И зрения можете лишиться окончательно! Все вы взвесили? Подумайте еще раз!..» И, наконец, совсем недавнее: операция...
— Вы меня видите? — спрашивает профессор.
Сергей молчит, пораженный красотой открывшегося мира.
— Пошевелите правой рукой!
Рука двигается еле-еле, нога не слушается.
— Прекрасно! Прекрасно, мой дорогой! — сияет профессор. — Вы сами не понимаете, как это хорошо. Теперь вы разработаете и руку и ногу. Может быть, потребуются годы, может быть, год. Все зависит от вас.
