«Колька… Свидетеля выискали… На ногах еле стоит. Этот козёл и на маму родную сейчас покажет» шепчет кто-то.
Санеев, что ли? Он, вроде.
— Чей голос там? — Бубенцов прикрикнул. — Доп. здитесь у меня! Следующий! Встать!
— Баб тоже досматриваешь, начальник? — спросила Катька. — А, может, некрофила какого поищешь? Меня вон щупал один, на прошлой неделе… Мало извращенцев тут гуляет? Чего на нас то сразу думать?
— Катька, я же просил молчать всех! — Лебедев крикнул. — Чего разболталась? Чего умничаешь? Работают люди, не отвлекай.
Луч фонарика к костру прыгнул. Осветил их всех. Всех, кто возле костра сидит.
Лица в луче замелькали. Тени, контуры…
— Катька, говоришь? — спросил Бубенцов. — Надо будет, и Катек ваших досмотрим… и Манек с Таньками…
И к их костру пошёл.
— Колян, сюда давай. И там, сверху! Сюда подсвети! Здесь сейчас посмотрим!
На таком расстоянии Бубенцова хорошо видно.
Рассмотреть можно даже.
Да только у Семёна Петровича взгляд рассеянный какой-то стал. Расплылось всё вокруг. Пятна пошли, туман какой-то.
Лицо у Бубенцова… Гримаса только какая-то. Бесится что ли? Рот дёргается?
Отсвет в бубенцовских глазах. Фонарик отсвечивает. Белый, ледяной отсвет.
От костра то другой был бы. Весёлый. Оранжевый.
А это — белый.
Плохо Семёну Петровичу от такого белого света. Страшно.
Капли… Слюной, что ли, брызгает?
Или дождь пошёл?
Дождь, дождь. Капли часто пошли. Потеплело, похоже. Скоро и снег окончательно стает. Трава расти начнёт. Зарастёт всё травой. Молодой, мягкой.
— Да тут осмотрел вроде всех…
— Молчи, бля! Ты, козёл, своих не выгораживай. Если я сюда пришёл — значит, знал. Знал, куда идти. Встать! Быстро!
Луч теперь уже медленно ползёт. На каждом лице подолгу задерживается.
Знает Бубенцов, что не приятно вампирам обхождение такое. И без фонаря, в принципе, обойтись мог бы. А вот светит. Власть показывает. Силу.
А чего показывает? И так все всё понимают.
Власть… Над нежитью? Над мертвецами ходячими? Неужели и такая власть сладка бывает?
— Встать!
Это уже до Семёна Петровича лучик добрался.
Встал он. Улыбнуться попытался. Да вспомнил вовремя, что не просто зубы — клыки у него во рту, и улыбку вампирскую в иное время и за оскал угрожающий принять можно. Не стал улыбаться. Стоял. Глядел прямо, но без вызова. Как и положено на таком вот опознании.
— Он! — Колька заорал торжествующе. — Точно он! Узнал! На рубаху смотри! Лейтенант, на рубаху смотри!
Чего орёт? Спятил? Или перепил, у вороту своих в кустах сидючи?
