Быстро подзакусывая и продолжая переглядываться с хозяйкой, Штеренберг вдруг схватил салфетку и крепко вытер губы.
— Олечка Давидовна, я думаю, мы теперь можем порадовать товарищей. Чего уж… Решение принято. Ваше мнение?
Хозяйка милостиво кивнула:
— Я думаю, да. Скажите им. Я разрешаю.
Застолье замерло в ожидании. Выдержав паузу, Штеренберг сообщил, что после долгих переговоров сегодня наконец-то достигнуто соглашение: сюда, в Москву, приезжает великий архитектор современности Корбюзье.
Последовал взрыв восторженного восхищения.
Раздалось «ура!».
— Давно пора. Ломать, ломать всё к чёрту! Глаза бы не глядели. Хлам, утиль. Перед Европой стыдно.
С сияющим лицом хозяйка обещала:
— Москву скоро будет не узнать. Все эти Кремли, Василии Блаженные… Начинается настоящее возрождение!
— Ренессанс! — воскликнул Галкин.
Штеренберг призвал расшумевшееся застолье к тишине.
— Товарищи, позвольте вам представить настоящего поэта, — объявил он и милостиво взглянул на потрёпанного человечка, суетливо подбиравшего с тарелки.
Ольга Давидовна приставила к глазам пенсне.
— Читай! — приказал Штеренберг человечку. Утеревшись кулаком, поэт поднялся и устремил взгляд в потолок. У него оказался зычный голос, никак не вязавшийся с тщедушной фигурой. Видимо, в расчёты Штеренберга входил и этот разительный контраст. Слушая, он отбивал пальцем суровый ритм стиха.
Сердца единой верой сплавим.
Пускай нас мало. Не беда!
Мы за собой идти заставим
К бичам привыкшие стада!
[2]Последовал новый взрыв восторга.
— Ну… вот же! А то… Какие-то Блоки-Шмоки. Всякие там Горькие-Сладкие. К чёрту всех! Извините, наша бесценная Олечка Давидовна. Но… надоело!
Постучав вилкой по тарелке, Штеренберг призвал гостей к порядку.
— К сожалению, товарищи, нам предстоит процесс долгий и непростой. Наследство досталось тяжелейшее!
Доверительным тоном, как своим, хозяйка сообщила:
— Мне Лёвушка сказал, что скоро будут приняты решительные меры. Самые решительные! Большего я сказать вам не могу. Но. ё подождем, подождём. Надо подождать.
— Олечка Давидовна, — обратился Штеренберг, — хочу припасть к вашим коленям. Мне необходимо увидеться с Львом Давидовичем. Дело серьёзное. Пора смести всех этих рафаэлят и пушкинят! На закупочной комиссии кипят настоящие бои. Мне не жалко миллиона Кандинскому, Малевичу, Шагалу. Но всякие там Коровины, Савраскины, Шишкины-Мишкины!
— А Рафаэля забыли? — воскликнул Галкин. Зачем-то пристально рассматривая волнующегося Штеренберга сквозь стёклышки пенсне, хозяйка раздумчиво обещала:
