Но последующие события, вплоть до 30 августа, не были мне известны. В изданных дневниках о рождении Свонни упоминается как о предстоящем событии. Затем через пять недель Аста пишет, что все прошло удачно. Прежде я думала, как наверное, и все читатели, что ей было просто некогда вести дневник или она плохо себя чувствовала.
Но это было не так.
Пять или шесть листов оказались вырваны. Как раз между 26 июля и 30 августа, и сколько-то еще фраз после «…отсрочить решение на месяцы». Я сказала «пять или шесть», но теперь я сосчитала их по корешкам. Их точно пять. Значит, десять страниц, поскольку Аста писала с обеих сторон листа. Получается приблизительно две тысячи слов, если на строке от десяти до двенадцати слов, а на каждой странице — но двадцать пять строк.
Должно быть, их вырвала Свонни. И сделать она это могла только после перевода. Когда она нашла дневники, я была в Соединенных Штатах, что сейчас оказалось весьма кстати. Она писала мне тогда часто и подробно. Я сохранила все письма, так что не придется полагаться на свою память. Там наверняка упоминаются отсутствующие страницы, хотя я этого не помнила. Свонни точно не писала о каких-то важных открытиях, кроме того, что нашла дневники и оценила их по достоинству.
Но можно взглянуть на переводы сейчас. Вероятно, там нет никакой тайны, разве что совсем незначительная. Но скорее все дело в благоразумии Свонни. Я положила дневники обратно в шкаф, оставив только самый первый. Его я захватила с собой, чтобы сверить записи с переводом.
Аккуратность Свонни и порядок в бумагах облегчили мне задачу. Перепечатанные на машинке, переводы находились в нижнем ящике письменного стола в бывшем кабинете Торбена, где впоследствии работала Свонни. Они были сложены в хронологическом порядке, каждый перевод в отдельной папке-скоросшивателе, без титульных листов, но с датами и именем переводчика. Я открыла перевод первого дневника.
«Когда сегодня утром я вышла из дома, женщина спросила меня, не бродят ли по улицам Копенгагена белые медведи…»
18 июля, 21 июля, 26 июля, и те строчки, которыми заканчивалась запись этого дня: «…четыре мальчика по имени Кеннет. Я сказала, что они должны спросить отца, и это верный способ отсрочить решение на месяцы».
Следующая запись — уже от 30 августа.
Когда я добралась до условленного места встречи — Холлибуш на Холли-Маунт, — Кэри уже ждала меня. Она похудела и выглядела очень стильно в джинсах с Хай-стрит и розовом твидовом пиджаке от какого-нибудь гранда, возможно Ральфа Лорана. Кэри постоянно перекрашивает волосы. Она сообщила, не в тот раз, а при следующей нашей встрече, что уже и не помнит своего естественного цвета, но, изучив пробор, увидела, что волосы у нее светлые. Этим вечером их цвет был, как сказала бы Аста, «скромным», а более позднее поколение назвало бы его темно-шоколадным.
