— Так чего же ты медлишь? — спросил Христо.
Шульга вспомнил рассказ прапорщика о том, что из-за отсутствия средств не оборудуется Центральная батарея.
— Это было бы замечательно. Вы бы поговорили с генералом. Или с нашим командиром, — он-то уж посоветует.
Глаза Луиджи загорелись.
— Так вы думаете, разрешат?! Ведь это же для пользы отечества! Должны разрешить. А ежели будет разрешение, значит, будет и батарея.
* * *
На следующий день утром Щеголев, как всегда, вышел в столовую. Обычно в это время его уже ожидал завтрак.
На этот раз стол был пуст, даже без скатерти. Прапорщик удивился. Агафья всегда такая аккуратная, уж не случилось ли чего! Он надел шинель и вышел. Во дворе было тихо и пустынно. Одна Агафья яростно орудовала метлой. Увидя прапорщика, она всплеснула руками.
— Господи!.. Да неужто вам пора идти? А я, дура старая, за уборкой этой и времени не заметила. Подождите минутку, сделайте милость! Я сейчас самоварчик раздую.
— Не нужно, Агафьюшка. Я на батарее чайку попью. Скажи мне лучше, отчего это тишина всюду такая, никого не видно. И двор ты сама убираешь. Уж не провинилась ли в чем перед Марьей Антоновной?
— Нет, бог миловал, не провинилась. А убираю потому, что больше некому, — все в порт погнаны, корабли грузить.
— Какие корабли?.. С чего это дворовым корабли грузить?
— Вчерась вечером, явился какой-то купец, поговорил с барыней... И с вечера же всех и забрали... Мишку-казачка и того погнали, а он же дите еще малое... Только вот я, Фекла-стряпуха да сторож и остались.
«И Бодаревские такие же шкуры, как те купцы», — с горечью подумал прапорщик.
В порту было тесно и шумно. Скрипели возы, люди бегали с мешками на корабли, порожнем обратно.
— Мать ты моя, что делается! — удивлялся Осип. — Никогда такого в порту еще не было.
— Торопятся, — говорил Рыбаков, — ждут!.. Эх, штормик бы сейчас, кораблики задержать.
Но погода стояла ясная и тихая.
Уходя вечером с батареи, прапорщик собрал весь гарнизон и сказал:
— Старшим на время моего отсутствия остается кондуктор Рыбаков, а за ним Ахлупин!
В штабе, куда прапорщик зашел за новостями, толком никто ничего не знал.
Задолго до рассвета прапорщика разбудил какой-то шум в доме: хлопали двери, слышались торопливые шаги и тревожные голоса. Прапорщик выглянул из комнаты и в коридоре заметил Ваню.
— Маменьке плохо, — сказал мальчик.
— Что с ней? — встревожился Щеголев.
— Расстроились очень. Дворовые наши вернулись из порта, рассказывают, что иностранные корабли в гавани задержаны... Войну объявили. Маменька пшеничку не всю продали, а теперь вывозить хлеб запрещено. Маменька и заболели. Уже за лекарем послали.
