Особенно остро реагировала на поведение поэта группа эсеров и анархистов.
В большой комнате «русского ресторана» Арц говорил скрипучим голосом:
— Этого сентиментального поэта надо было убрать еще тогда... в восемнадцатом. Теперь пожинайте плоды собственной мягкотелости. Жаль, князь Яблонский расстрелян. Он-то знал, что надо делать с изменниками.
В комнате, кроме самого хозяина, находились его одноглазый помощник из бывших офицеров и редактор эмигрантской газеты. Арц продолжал:
— Нельзя допустить, чтобы эти продажные шкуры ушли от возмездия. Где бессильны слова, должно заговорить оружие, хороши и яд, и нож в сердце...
Его помощник осторожно заметил:
— То мы не хотели выпускать Грининых из России, то...
— Поручик Сивков! — Арц презрительно поморщился. — Даже с вашими мозгами нетрудно понять, что значат для общественного мнения Гринины!
Редактор показал на часы:
— Господа, пора!
В соседнем зале собралось довольно много народу. Было ясно, что они собрались послушать Гринина. Слушали его внимательно. Поэт, скрывая волнение, старался быть спокойным:
— Я пришел заявить всем моим друзьям и недругам, что отрекаюсь от бесплодных, полных унижения и горечи последних трех лет. Нравится это кому-либо или не нравится, меня не интересует. У меня один путь — на родину. Я ступлю на землю России с обнаженной головой. Тоска по родине испепеляет наши души. Так почему же мы сидим здесь? Чего мы ждем?
В задних рядах дружно зааплодировали. Кто-то крикнул:
— Мы с вами, Гринин!
Поэт повысил голос:
— Вернемся же в родные края, послужим...
Несколько человек из эмигрантской верхушки встали, намереваясь демонстративно покинуть зал.
Арц, вскинув руку, гневно воскликнул:
— Господин Гринин забывает, что мы еще в силах призвать его к порядку.
— Руки коротки! — раздалось из глубины зала.
Гринин спокойно сказал:
— Если вам не изменяет память, господин Арц, вы однажды уже пытались это сделать.
Арц, стукнув палкой об пол, в бешенстве закричал:
— Сказки Чека! Это вы и ваш брат в 1918 году способствовали убийству знаменитого баса!
По залу прокатился гул.
Бывший поручик Сивков поднялся с места. Арц опять вскинул руку и, призывая к тишине и спокойствию, предупредил:
— Вот кто знает всю правду!
— Да, я скажу. — Сивков сделал многозначительную паузу. — Мне перевалило за пятьдесят. Я сделал своей родине столько зла, что его не искупят и сто лет тюрьмы. Знаю: дорога на родину для меня закрыта! Мне суждено пропасть на чужбине. Но прежде я хочу хоть раз в жизни сказать правду.
