— Что же это за болезнь такая? — спросил я его. — Только ли при дворе царском она случается, только ли высочайшие роды поражает?
— Скоро все узнают, что это за болезнь, — сказал Филарет. — Но тебе первому скажу. Зовется она хворь Арсениева; ее царь Иван для врагов своих выпросил у аглицкой королевы, у Лизаветы. По успении царя Ивана с этой хворью учинилось дивно: она теперь только тех поражает и в гроб сводит, кто на пути у братьев Шуйских стоит.
И больше мне Филарет ничего не сказал до самого Глебова села, где мы на ночлег остановились.
В селе Крюкове.
Уж и Москва близко, а не у кого узнать о здоровье князя Михаила. Во всем селе осталось людишек с двадцать, и те-то дурные. Только знают кланяться да в ноги падать.
Филарет Никитич поверг меня ныне в смущение, спросив:
— Станет ли воевода Григорий Волуев служить царю Шуйскому, если узнает несомнительно, что царь с братьями своими отравили князя Михаила?
Я убоялся, не случилось бы чего худого с Григорием, если я правду отвечу, и потому сказал, что я-де ничего такого от Григория не слыхивал, а воевода он самый честный и доблестный, и изменником никогда не бывал, и сам на убиение изменников дерзостен и неумолим. Он же и Расстригу убил своею рукой.
Во граде доныне царствующем, в Москве.
Зачем, Господи, дал ты мне дожить до этого дня?! Зачем я в Троице во осаде не умер? Горе, горе, горе! Извели, сгубили князя Михаила злопакостные лютые волки, мерзостные змеи шипучие, многоядовитые. О завистники, о лицемеры, о ничтожные, о одною лишь подлостью славные, кровь пиющие черви! На кого вы подняли гнусные щупала свои? На светлое солнце наше, на того, кем одним спасалась земля русская!
О княже Михаиле! Кому ты нас оставил? Этим ли червям теперь полки уряжать? За эту ли нечисть смрадную нам на смерть идти? О, горе
Не могу больше риторик сочинять: перо из руки упадает и слезы заливают хартию.
Мая 17-го дня
О преставлении князя Михайла Васильевича Скопина
Вот как всё случилось (да простится мне, что коротко напишу. Вовек бы мне этого не писать!)
Народился сын у князя Ивана Воротынского, княжевич Алексей. И просил Воротынский князя Михаила быть крестным кумом, а княгиню Марью Малютину дочь Скуратову, жену Дмитрия Шуйского, просил быть крестной кумою. Князь Михайло отказаться не мог.
Вот пришло время пира почестного. А на крестинах, ежели кто не знает (я доселева не знал), такой есть обычай: крестная кума крестному куму чашу подносит, а он выпивает.
