Когда уже стало светать, увидели мы поляков. Они шли и нас не замечали. Следом за войском везли обоз и наряд огнестрельный. Там мы с Григорием высмотрели Филарета Никитича: в одеждах святительских сидел он на возу.
Пропустили мы поляков меж своими отрядами и дали дойти почти до самой плотины. Тут Григорий подал знак, и все мы разом с громким возгласом из леса выскочили и ударили на врагов единовременно со всех сторон. Они и защищаться толком не могли. Порубили и постреляли мы их без счета.
Я был при Григории, и с нами еще полста лучших воинов. Вскочили мы в середину обоза и первым делом схватили святителя Филарета, сняли его с воза и в лес утащили.
Я хотел в сечу вернуться, но мне велели остаться при Филарете. Увели мы его в потайное местечко и схоронили под елкой. Он же нас благодарил со слезами и спасителями называл.
Наши почти всех поляков побили, лишь немногие из них убежали. Достался нам весь их обоз, все пушки и хоругви и всё награблоенное ими добро.
Стали мы мертвых считать, и насчитали поляков 1218, наших же только 24.
После этой превеликой победы вернулись мы к монастырю и вместе с французами вошли в самый монастырь. Григорий мне сказал:
— Поручаю тебе, друг мой Данило, дело наиважнейшее: святителя Филарета в Москву препроводить. Разузнай там о здоровье князя Михаила, и как заболел он и когда, и что перед тем было, и нет ли здесь чьего-то злоумышления, отравы или колдовства. Всё как есть выведай и немедля ко мне возвращайся. А я сейчас Делавиля отпущу в Можайск, сам же пойду с войском к Смоленску и где-нибудь близ дороги, между Можайском и Смоленском посередине, сострою острожек и там усядусь накрепко и буду тебя ждать.
Обещал он мне дать в помощь 15 человек.
— Больше дать не могу, мне люди нужнее. А дорога на Москву сейчас свободна.
В селе Глебове.
Поспешаю в Москву, везу святителя Филарета. Со мною 15 сторожей. А везу еще, опричь святителя, хоругви польские, и трубы их, и барабаны, и прочую бесовскую музыку, которую захватили мы при монастыре Иосифове.
Отец Филарет сам не много говорит, зато много слушает. Беспрестанно меня расспрашивает; я хоть и охотник поговорить и умелец, а и то устал.
Превыше всего любопытен Филарет о делах московских, о кознях боярских. Когда же узнал он о болезни князя Михаила Васильевича, преисполнился скорби и головой покачал.
— Плохая надежда на немецких дохтуров, — сказал он. — Царь Борис от той же хвори скончался, тоже у него кровь шла носом и горлом. А у Бориса дохтуров иноземных была тьма — любил он их сверх меры. Не помогли, не сумели болезни возвратить.
