Мы со старцем Нифонтом возвращались в числе последних. И я приуныл, выход мой оказался никчемным, и пользы никакой от меня не было. А пробирались мы кустами близ Подольного монастыря.
Вдруг из-за веток выпрыгнул пьяный казак изменник с бердышом, и, ругаясь непотребно, замахнулся, чтобы головы нам отсечь. Я же его из пищали застрелил в упор. И добрались мы с Нифонтом до ворот благополучно.
Вчера была удачная вылазка: много литвы побили и пленных захватили 20 человек. А трое детей боярских и с ними 14 черных людей добровольно в наши руки предались.
Говорят, у врагов божьих ныне ратного духа изрядно поубавилось. Никто уж не надеется взять монастырь. Да и во многих других городах и под Москвой дела у них плохи. Литва и поляки русским изменникам больше не верят, а те от них во множестве бегут и целуют крест царю Василию.
Российскому же государству теперь новая беда угрожает. О ней я расскажу в свой черед. А теперь мне недосуг, пора в пекарню идти работать.
Увидел король польский Жигимонт, что не могут его разбойные людишки под началом тушинского царика одолеть российское воинство и народ русский, не умеют взять ни Москвы, ни Троицкого Сергиева монастыря. Да еще князь Михайло Скопин со шведскими немцами славно врагов побеждает и многие города освобождает.
И помыслил король в сердце своем: «Что мне этот самозванец? Никто же не верит, что он Димитрий, и мои люди не хотят ему служить. А пойду-ка я, Жигимонт, сам со своим королевским войском на московского царя. В Российском государстве теперь смута, так никто мне не посмеет воспротивиться, да и сил у них не достанет. А мои паны тогда все от тушинского царика ко мне перейдут».
И пришел этот богомерзкий Жигимонт в сентябре месяце с превеликим войском ко граду Смоленску, и обложил город. А в Смоленске сидит храбрый воевода Шеин. И горожане крепко защищаются и города не сдают.
В тушинском же стане у самозванца сделалось смятение, и стали паны уходить под Смоленск к королю своему. Также многие бегут из-под Троицы. Но черный люд отнюдь не расходится: им все едино, с кем воевать, лишь бы кровию буйство и лютость свою напитать.
Гордые же начальники Сапега и Лисовский не за Димитрия, не за короля стоят, и не за веру свою латинскую, не за вольное польское государство, а только сами за себя. Ведь оба они в опале от короля и сейма, сиречь думы панской.
