Зачем так много говорю? Вот коротко: троицкой осаде близок конец, российской же смуте и разорению еще долго продолжаться.
Сапежинцы да лисовчики снова в трубы гудят, надрываются. Уж не хотят ли приступ учинить? Пускай приходят, встретим со всею честию.
О чем бы еще написать? Житье наше осадное не такое уж теперь скорбное и тягостное; против первого года осады, можно сказать, благополучное.
Милостью божьей от морового поветрия мы избавлены: с октября уже никто от цинги не умирает. Летом же запасли мы трав и кореньев целебных, да и кормимся теперь получше, чем раньше.
Помните ли, господа и братья читающие, как некие иноки вопили, что пищи у нас на неделю осталось, а ведь Давид Жеребцов пришел налегке и ничего для питания потребного с собою не принес? Сильно же эти иноки заблуждались: кажется, и по сю пору мы хлебом и рыбой и горохом преизобильны. Кормят же нас теперь хорошо, а если день выдается не постный, то еще лучше.
И снова появились в обители невесть откуда и вина, и сладкие меды. Только ратным уж не развеселиться, как прежде. Почти все девицы да женки молодые в городе давно перемерли. И не только беспутные, но и честнейшие. И не мечом убиты, а работою тяжкой во гроб сведены; никого гнев божий не минул. Упокой, господи, душу рабы твоей Оленки Никифоровой дочери. Не вспоминать бы мне.
Января 1-го дня (по латинскому счету: лета Господня 1610, по нашему же христианскому счету: того же лета, сиречь 7118)
В четвертом часу ночи вдруг зазвонили в колокола прегромко. Мы же, одевшись, поспешили из келий вон. А ночь темна была, но множество факелов светилось. И я увидел на дворе монастырском большую рать новопришедших воинов со всяким оружием, дивно снаряженных.
И вскоре сведал от людей, что пришел из Александровской слободы от князя Михаила воевода боярский сын Григорий Волуев, а с ним отборных воинов 500 мужей. Пришли же переведаться с еретиками и войско их смести.
А об этом Григории Волуеве я и прежде слыхал, и в книге моей он был уже раз упомянут. Он же, назад тому три года с половиною, застрелил из пищали Гришку Отрепьева, самозванца. А ныне пришел спасти пресвятую обитель, дом чудотворца Сергия, от нового самозванца, вора тушинского.
Выехал вперед на вороном коне воевода Григорий Волуев; в свете факелов лицо его словно неземным огнем пылало, глаза же, как угли красные, блистали. Сказал он:
— Многословием не утомлю вас. Со светом пойдем все вместе на врагов и рати их сокрушим. Речи конец и аминь.
