Ясных целей, отозвалось в голове Фрэнка, и руки сами собой сложились на груди. Поплыли язычки пламени, а коленопреклоненный повернул голову на сто восемьдесят градусов и сказал:
– Пиво и телевизор. Ты согрешил, покайся!
Лицо стало растягиваться во все стороны, заполняя пространство между алтарем и Фрэнком, нос потек к потолку, а уши размазались по стенам. Фрэнк захрипел, и по его телу пробежала дрожь, такая крупная, словно от тряски на русских горках. Он попытался краешком сознания удержать равновесие, но соскользнул в кошмар.
Резкий запах нашатыря вернул Фрэнка на землю. Он лежал посреди комнаты с потолком в бликах и, почувствовав тень на своем лице, зашептал:
– Я видел демона… Он призвал покаяться в грехах…
– Он звал тебя? Знал, как тебя зовут? – знакомый голос молившегося шел откуда-то сзади. Фрэнк попытался поднять глаза, но не позволил яркий свет. – Мы все греховны, но демоны выбирают только некоторых из нас. Что еще ты видел?
– Старика… – образ неопрятного косого с чистым логовом выплыл на передний план. – Такой плохой и страшный…
Язык еле ворочался во рту, и Фрэнку приходилось говорить с усилием. Рук и ног он не чувствовал, дыхание было сиплым, с присвистами.
– Что со мной? – спросил он с испугом, когда левый глаз закрылся, а правый так и остался смотреть на танец отблесков свечей.
– Ты парализован. Полностью. Удивительно, как ты сюда вообще дошел.
Фрэнк понял, что плачет, и запаниковал, силясь издать хоть подобие крика, но горло не слушалось и сипело.
– Успокойся, Господь примет твою душу. Как твое имя?
– Я не… хочу умирать. Не хочу…
– Мы не выбираем время и место. Он забирает нас в урочный час, и у нас нет права отсрочить его. Как твое имя?
– Умирать… не хочу…
– Желание вторично. Прими мир, каким он есть, и назови свое имя!
– Нет… – прошептал Фрэнк, и его единственный открытый глаз начала заволакивать черная пелена. Дыхание стало далеким и оглушающим, с многократным эхо, мышцы челюсти стали размякать, и Фрэнк увидел свою смерть за мгновение до того, как очнулся в темноте на холодной лужайке перед уже погасшими огнями церквушки. Судорожно сглотнув, он отполз к изгороди и сблевал под корни. Ему стало немного легче, в голове чуть прояснилось, но не настолько, чтобы он мог сказать «все в порядке». Его сны часто бывали страшными, но не такими яркими и реалистичными. Друзья молодости, бывало, рассказывали, что ощущает обкуренный чувак на самом торчке, и это было похоже на то: не можешь пошевелиться, глаза смотрят то в потолок, то куда-то внутрь черепа, а происходящее вокруг кажется назойливым спектаклем без антрактов. Кто-то проходит мимо и спотыкается о тебя, а тебе все равно, потому что нет тебя, а лежит кто-то или что-то другое, чуждое и бессмысленное. Хочется идти, но передвижение потеряло направление и скорость, нет «сейчас» и «пять минут назад». Только «это» и «здесь».
