И она удобней подворачивает ноги в кресле, быстро облизывает полоску шоколада с губ. Можно еще выпить или нельзя?
— Не стоит, — отвечаю я.
— Ну и пожалуйста! А кофе можно?
— Кофе можно.
— Спасибо, хоть кофе разрешаете! А вообще-то я знаю, о чем вы думаете. Вы думаете: не очень-то она огорчена смертью своего знакомого. Правильно?
— Правильно, — соглашаюсь я.
— Вот и ошиблись! А еще следователь! Я очень огорчена. Очень-очень! Если я не реву, то это еще ничего не значит. Мне его страшно жалко. Ужасно! Неужели его убили?
Все это произносится взвинченным, чуть ли не веселым голосом.
— Кто вам сказал?
— Люди говорят. Вы у Камышан уже были?
— Да был. А что?
— Ничего. Просто так. Понравилась она вам?
Я пожимаю плечами, думаю: а ведь это истерика. Веселая, разговорчивая, но в любую секунду может разразиться слезами или криком — не предугадаешь, чем…
Вопросы задает Галочка Терехова. Был ли я у Любы Слинкиной? А к Нюре Максимовой заходил? Однажды, между прочим, Нюра Максимова и Камышан подрались на улице, да, да! Вот была комедия! Нюрка приревновала своего дурака Лешку к медичке… «И ко мне ревновала, между прочим!» — смеется она. А что касается Слинкиной, то это та еще тихоня! В тихом омуте черти водятся, да, да! А Чернышев Александр свет Иванович, между прочим, взял над ней шефство, как тимуровец: то воду таскал, то дрова рубил… умора, честное слово!
— У вас он часто бывал? — спрашиваю я, выбрав паузу.
— Еще бы! Конечно! Я же не уродка какая-нибудь, верно? Между прочим, быстро говорит она, не справляясь с языком, Александр свет Иванович собирался свозить кое-кого в Москву, познакомить со своими родителями…
— Кого именно? Вас или Слинкину?
— Меня, конечно! Уже уходите?
— Да.
— Не уходите, пожалуйста, — вдруг жалобно просит она, точно за соломинку цепляется, но я ухожу, Наташа, и слышу уже в коридоре, как Терехова включает «Спидолу» на полную громкость, точно пытается заглушить музыкой свои мысли.
Движок на окраине фактории неровно трещит, и единственная уличная лампа над крыльцом конторы то разгорается, то тускнеет. Куда, ты думаешь, я направляюсь. Я иду к тебе домой, Наташа, как в тот незабываемый вечер, когда ты открыла мне дверь и сказала: «Ну, входи!» — и сразу стало ясно, что уйду я от тебя не раньше чем завтра утром, чтобы вновь возвратиться вечером, а потом вселиться уже законным мужем чуть ли не на год… Приюти меня снова!
Спасибо, спасибо за такое большущее письмо! Продолжай, пожалуйста, в том же духе, милый, любимый Димка! Я ни капли не сомневаюсь, что, как в любом детективе, преступление будет раскрыто. Ты ведь у меня умница, и никакие Эркюли Пуаро тебе в подметки не годятся.
