Все-таки мы с Татьяной, а затем и мать, вышибли его из колеи — он сорвался, вроде того, как иногда со звоном слетают с колок гитарные струны.
— Ирина Дмитриевна, — сказала Татьяна, принимая удар на себя. — Мы с Костей зарегистрировались, это правда. Нас можно поздравить.
— Да, черт побери! — повторил отец. — Я лично поздравляю.
У матери с всхлипом, протяжно вырвалось:
— Господи! Я знала, что этим кончится. — И с новым всхлипом: — И ты им позволил, Леонид?
Она говорила о нас в третьем лице, будто мы были где-то далеко за тридевять земель, а не рядом с ней.
— А как, интересно, я мог запретить им? Каким образом? Отобрать у них паспорта? Заковать в кандалы? Избить до полусмерти? Как, интересно? И почему я должен им запрещать? Какое у меня на это право? Нет у меня такого права, черт побери. И у тебя тоже.
Мать прислонилась спиной к стене. Глаза у нее были какие-то мутные, невидящие, а голос упал до шёпота:
— И вы даже не посоветовались со мной?..
— Ирина Дмитриевна! — вырвалась вперед Татьяна, опережая меня. — Как мы могли с вами советоваться, вы подумайте! Ведь тогда Костя никогда не был бы женат.
— Замолчи, — приказал я.
— Что?!
— Замолчи.
Матери было дурно; лицо у нее посерело. Отец схватил графин и налил воды в стакан, но она оттолкнула его руку.
— Это несправедливо! — сильно сказала мать.
Я бросился к ней. Однажды у нее уже был сердечный приступ; это случилось прямо в магазине, около прилавка, но тогда она, отдышавшись, сумела сама дойти домой… Я подхватил ее под мышки; у нее подкосились ноги, и она начала оседать вдоль стены. Отец тоже подскочил, и мы вдвоем перенесли ее на тахту. Татьяна уже звонила по телефону, перепугано кричала: «Приезжайте быстрей… Здесь женщине плохо…» Лиля, вскочив с тахты, потерянно забилась в угол около торшера. Все мгновенно изменилось, будто по чьей-то сильной и злой воле: дунул порыв ветра, потемнело, кажется, даже прогрохотал далекий гром… так мне показалось. «Ивакина! Ивакина! — кричала Татьяна по телефону. — Сколько лет? Сколько лет, Костя?» — «Сорок три», — быстро и глухо ответил за меня отец.
Мать тяжело дышала с закрытыми глазами. Я схватил ее сумочку и высыпал все, что там было — деньги, гребенку, ключи, заводской пропуск, письмо какое-то, — на стол. Я думал, что есть валидол, но лекарств никаких, кроме но-шпы, не оказалось. Вообще-то я знаю, теоретически знаю, что надо делать в таких случаях. Не потому ли я пошел в медицинский (сам себе в этом не признаваясь), чтобы рядом с матерью был домашний врач? Но сейчас я растерялся, поплыл, как на экзаменах… Отец сообразил быстрей, чем я: в гостинице могла быть аптечка. Он выбежал из номера.
