В десять утра я подъехал на автобусе к гостинице «Центральная». Татьяна вышла около института двумя остановками раньше. Мы условились с ней… ну, неважно, о чем! Это было пока нашей тайной. В сквере на газоне валялся черенок лопаты: как раз то, что надо. Я поднял его. Теперь у меня был посох. Не хватало только заплечной сумы для хлебных корок, чтобы полностью походить на калику перехожего…
Мне повезло: швейцар у входных дверей куда-то отлучился; никто меня не остановил. Опираясь на палку, я быстренько прокандылял через холл к лифту и поднялся на нем на четвертый этаж. Дежурная чаевничала в своей служебной комнате; она меня не заметила и не остановила. Я прохромал в конец коридора по ковровой дорожке. Вот 411-й номер. Я запыхался, а с чего бы, казалось? «Ну, давай, слабак, давай!» — приободрил я сам себя и забарабанил палкой в дверь.
Отец открыл мгновенно, точно караулил за дверью. Он был уже одет: в светлой спортивной рубашке и джинсах. А может, он и не ложился спать — кто знает? Как-никак у него подружка сбежала. Я ему вчера нахамил. Бывшая жена № 2 встретила в штыки. Вполне можно заработать бессонницу.
— Привет! — громко сказал я. — Инвалидов пускают? Отец отступил в сторону.
— Входи, — коротко ответил он.
— А то я могу в другой раз. Я, собственно, шел мимо. Дай, думаю, загляну.
— Хорошо, что зашел. Я ждал тебя.
— В самом деле?
— Да.
— Ну отлично! Тогда вхожу. — И я шагнул через порог, не выпуская из рук дрына.
Номер был как номер — обычный, одноместный, с широкой тахтой, письменным столом и двумя креслами. Поверх тахты было накинуто смятое покрывало. На столе стояли початая бутылка вина, блюдце с конфетами и пепельница с окурками. Окно открыто; утренний ветер раздувал шторы.
Я сразу устремился к столу со словами:
— Ага, вино! Повезло мне! — И буль-буль, налил себе полстакана.
— А меня спросить надо? — услышал я голос отца за спиной.
Я быстро обернулся.
— Ох, забыл! Извини. Можно?
— Нельзя, — хмуро ответил он. — Нечего дуть с утра. Впрочем, черт с тобой. Можно!
— Так и знал, что разрешишь, — засмеялся я. — С тобой легко, отец. Никаких запретов, никаких моралей.
— Запреты не помогают. Я рассчитываю на твои мозги. Есть они у тебя?
— Вчера были.
— Если есть, я спокоен. А нет — никакие мои табу не помогут, ясно тебе?
— Хорошо объяснил. Молодец, — сказал я.
