Твоему отцу удалось это пятнадцать лет назад. Он мелькнул сегодня здесь как светлый праздничный дух, — молодой, белозубый, не боящийся жизни! — и как будто поманил тебя: я жду, Костя! И ведь действительно ждет, действительно любит, папуля, и может — скажи лишь слово — увезти с собой в неведомые края, далеко от этого мрачного дома… да просто обнимет тебя за плечи, и ты готов — ослаб, сдался!
«Лучше позвони, Танька!» — угрожаешь ты мысленно. А сам ни с места. Наоборот, опять залег на тахту как есть — в рубашке и джинсах, натянул одеяло до подбородка, и так, в полной готовности, ждешь… время тянется, как по песку! Наконец в ее комнате погас свет. Ты ждешь еще полчаса для гарантии. Тишина. За окном шумят тополя. Половина двенадцатого. Пора! Ты бесшумно встаешь и, не скрипнув дверью, выходишь в гостиную. Мать дышит часто, беспокойно, но она спит. Мимо нее в прихожую, прихрамывая на левую ногу. Здесь ты надеваешь кроссовки, снимаешь с вешалки нейлоновую куртку — пригодится! — и, повернув замок, бесшумно открываешь дверь. Негромкий щелчок; ты один на лестничной площадке. Кажется, мать не проснулась. Теперь дело техники — дохромать туда, куда ты стремишься.
В общежитии светилось лишь несколько окон; в ее комнате на втором этаже не было света. Я присел на скамейку. Нога — ножка моя пораненная! — разболелась, волчья сыть, и желала передыха. Дверь общежития была в этот поздний час на замке, не стоило и стучаться. Я закурил, глядя на ее окно, и думал с едкой горечью: неужели спит? неужели дрыхнет? Пришла, напилась чаю с сушками, как почтенная бабуля, и завалилась на боковую, так, Сомова? И видишь цветные сны, да? И плевать тебе, что я тут внизу бесприютный и неприкаянный, так получается? — разогревал я себя, затягиваясь дымом жадно и глубоко.
За спиной заскрипели тормоза; я оглянулся. Ну, ясное дело, милицейский дежурный «газик» тут как тут, а из приоткрытой дверцы выглядывает блюститель порядка.
— Эй, парень! — бодро позвал он. — Ты кого ждешь?
— Да уж не вас, — огрызнулся я.
— Что-что? — переспросил он. — Как ты сказал? — Вылез из машины, не поленился, и подошел ко мне, улыбаясь вроде с какой-то радостью. Толстомордый такой, молодой еще.
— Сказал, что не вас жду. А впрочем, может, и вас. Помогли бы, что ли, раз подъехали! Врубите свою сирену, пусть повоет. Иначе ее не разбудишь. Спать здорова.
— Ты что, пьян? — Он вгляделся в меня.
— Трезвей не бываю.
— Подружку, что ли, ждешь?
