– Нечего сказать, вы сделали прекрасный выбор, – продолжала она, видя, что я не отвечаю, – лучшего дебюта нельзя и пожелать; все это весьма достойно и делает вам честь.
– Не понимаю, сударыня, – сказал я холодно, – о чем вы говорите.
– Не понимаете! – насмешливо воскликнула она. – Странно! Хотя вы не блещете догадливостью, я не сомневаюсь, что вы отлично все поняли; впрочем, если вы решили быть скрытным сегодня, надо было лучше подготовиться вчера и не открывать всему свету своих сердечных тайн. Да и вообще госпожа де Сенанж вовсе не требует такой уж глубокой тайны, ее тщеславие жаждет всенародного триумфа, и вы окажете ей плохую услугу, если пожелаете хранить ваше увлечение в секрете.
– Вы меня подружили с госпожой де Сенанж более, чем мне бы этого хотелось, сударыня, – сказал я; – я совсем не думаю, что она почтила меня особым вниманием.
– Не думаете! – воскликнула она. – Я очень ценю вашу скромность; но вчера я не заметила в вашем поведении ничего подобного; и по тому, как вы отвечали на ее любезности, видно было, что вы вполне проникли в ее намерения и готовы пойти им навстречу.
– Я, право, не знаю, – ответил я, – каковы ее намерения; отвечая на ее любезные слова, я совсем не предполагал, что навлеку на себя ваши упреки.
– Что до этого, – с живостью ответила она, – то я никак не могу делать вам упреки; только любовь дает на это право; но дружба обязана предостеречь, и если вы видите с моей стороны нечто большее, чем простую дружбу, то вы заблуждаетесь. Кроме того, позвольте вам заметить, что учтивость вовсе не требует кокетничать и строить глазки.
– Право, сударыня, – воскликнул я, – я не знаю, что значит строить глазки; наверно, вы это знаете; госпожа де Сенанж расположена ко мне, но я не заметил с ее стороны желания понравиться, которое вы ей приписываете. Если оно в самом деле существует, то это ее тайна, мне об этом ничего не известно. Я отвечал, когда она ко мне обращалась, но разговор наш касался общих тем, и только самый беззастенчивый фат мог бы усмотреть в них какой-то скрытый смысл. Вы сами знаете, что мы секретных разговоров не вели.
– Даже и без секретных разговоров, – перебила она меня, – можно о многом договориться; условились же вы о свидании.
– Я просто обещал отнести ей куплеты, которые она хотела прочесть, – возразил я. – Не понимаю, в каком смысле это можно назвать свиданием.
– Если это еще не свидание, – перебила она, – то наверняка превратится в него. Разве не проще было прислать к вам человека за этими куплетами? И зачем вообще было говорить, что они у вас есть?
